'О злодеях и их злодеяниях' Статьи

Эпилог

О злодеях и их злодеяниях

Всякие воители с дерьмом, как правило, сродняются с ним всем светом души и мыслей.
Изречение мое.

Честность и правильность мыслей, идей и чувств никак не может оправдать подлость, ненависть, как и жгучее как язык яркого пламени желание отомстить за то, что не сбылось и не оправдало своих надежд, несмотря на все явные попытки к его скорейшему осуществлению.
В той же мере - это относится и к процессам общественного, а не сугубо личного характера.
Можно сказать, что в самых малых объемах часто высвечиваются глобальные проблемы всего общества в целом.
Ведь нет же отдельных, отличных от всего остального существования неприятностей или же тяжких забот.
То, что тяготит и становится непосильной ношей на душе у какого-либо одного человека или же у достаточно большой группы людей уже обязательно когда-то имело место в прошлом, да, наверное, и в будущем это будет происходить, точно так же, как оно было всегда прежде.
Общество не так уж и редко страдает от своей довольно нелепой разнородности.
Любовь и дружба не связаны по рукам и ногам устоявшимися общественными отношениями, а также социальными различиями, чьими-то регалиями, как и практически полным их отсутствием.
Хотя людям довольно часто становится совершенно без разницы, кто кем был и когда.
Пиар может крысу сделать кучером, тыкву каретой, мышей конями и вот уже новая Золушка из самой, что ни на есть грязи, превращается в принцессу крови или же принца наследника чьего-то великого трона.
И дело тут вовсе не только в одних лишь ушлых и хитрых бестиях, каковыми являлись во тьме их бесноватого сознания такие личности как Сталин или Гитлер.
Многое ведь еще напрямую зависит и от того, кто из больших умников интеллектуалов ввел их в высший свет или же даже всего-то навсего указал ведущую туда широкую тропу.
Причем те, кто вовремя не закричал караул, нечистая сила, тоже отчасти всерьез виноваты в том, что произошло с их культурной страной.
А изначально причиной тому является то, что высоколобые интеллектуалы знать не хотят никого из низов, а раз уж они на кого-то все ж таки глаз положили, то им почему-то обязательно надо сделать из него идола для всеобщего поклонения.
А ведь даже, если этот субъект и не является демонической личностью, по крайней мере, по своему собственному выбору, он все равно, по сути, никак не может не оказаться в чем-то низменным, в чем-то вульгарным человеком, незнакомым с правилами этикета и образа мысли в высших слоях образованного общества.
Не умыв такого человека широкой дланью просвещенья обо всем, что касается того, как именно ему нужно себя вести в высокой и культурной среде его никак нельзя принимать как за воистину своего.
А уж верховодить-то ему точно табу чьего-либо светлого разума, никак не должно было позволить, а то насвершает такой гений злобно усатого или же истерически хрипатого интеллекта всяких там великих подвигов, что целой нации потом ввек будет не отмыться.
Но смелость и ярость в очах всегда подкупали российского интеллигента лишенного этих качеств всем своим зачастую однобоким воспитанием.
Точно также - это было и в Германии.
Первобытность всегда блещет своим внешне проявленным буйством инстинктов.
У цивилизованного человека они отчасти убиты, а отчасти похоронены под чем-то куда более достойным.
Но первозданная дикость и высокие красивые чувства, слава Богу, что никак не сочетаемы в обычных житейских условиях.
Да, действительно в горячо любимом некоторыми СССР имел место и такой вот такой тихий ужас!
В ГУЛАГе сходились, а иногда и женились интеллигентные женщины с отпетыми уголовниками и это в высшей степени неправильно.
Вот что пишет об этом Евгения Гинзбург в ее книге «Крутой Маршрут»
«Трудно проследить, как человек, загнанный бесчеловечными формами жизни, понемногу лишается привычных понятий о добром и злом, о мыслимом и немыслимом. Иначе откуда же в деткомбинате такие младенцы, у которых мама - кандидат философских наук, а папа - известный ростовский домушник»!
Но, что же делать, раз уж вся страна скатилась к пещерам коммунальных трущоб.
Общество, отравленное ядом лучших намерений, нисходит до тех низин непотребного зверства, что были невозможны ни в какие другие более древние времена, когда миром еще правили всевозможные лютые узурпаторы и монстры.
Германию и Россию прозевали, те, у кого всегда были самые благостные надежды на лучшее будущее для своего народа, но в корне не было, ни малейших верных представлений о тьме и об ее истинных свойствах и качествах.
Они были готовы так сходу на всем скаку снести все головы тысячеголовой гидре, не понимая, что война с ней во всем замарает их изнутри.
Причем те кто, молча, созерцали творящиеся зло и, совсем ничего не собирались в самый нужный на то момент предпринимать, тоже были грязны тяжкой ношей своего осатанелого и хлипкого бессилия или запоздалыми противоправными действиями, нацеленными на то чтобы очистить их болезненную совесть, а не привести мысли и чувства в надлежащий порядок.
А воля к действию никогда не должна быть остановлена чистоплотной плотоядностью ко всему прекрасному, светлому и чистому.
Все грязное и темное надо не принимать вовнутрь, а лишь подробно и внимательно разглядывать его снаружи, дабы точно знать все его подлые свойства и качества.
А для этого надо научиться преодолевать брезгливость к темным сторонам жизни.
Ведь пачкает до самого нутра не легкое соприкосновение с общественным злом, а духовное единство с его низвергателями в пропасть небытия.
А это так, потому что всякая война внутри одного общества должна вестись по принципам уничтожения зла в самой его сути, но никак не его носителей.
А в особенности, в том случае, когда речь идет о массовом покарании грешников, вся вина коих заключалась лишь в одном только ярком несоответствии, тем нормам морали, что выдумали сами себе люди не из народа, а из избы читальни на курьих ножках.
Они видели в погроме и в пускании на ветер пуха из перин господ торжество разума и справедливости.
То есть переняли от черносотенцев все их принципы борьбы за правое дело.
Я думаю, что кроме людей с сильными убеждениями правыми или левыми, все кому всего только лишь захотелось получить возможность безнаказанно творить зло - примкнули к правящей тараканьей партии, потому что в ней и была вся сила.
При этом я утверждаю, что оказалось бы недостаточным для общественного блага просто вернуться назад во времени и преуспеть в уничтожении всех диктаторов новых времен.
Мир все равно узнал бы их под другими именами, потому что в Сталиных, Гитлерах, Лениных, в любой цивилизованной стране никакого недостатка нет. Пока в их руках нет никакой власти, они беспомощны, как тараканы с большими усами.
Вогнать во страх такой мерзкий жук может только разве что, если кто-то ему создает райские условия, организовав своим разгневанным нутром, большущую и очень удобную для всяких темных делишек тень.
А этот мрак возникает лишь, тогда когда кто-то не дает от лености его ума искать более сложные и разумные решения.
Вместо этого он просто дает своей маленькой тени от него сбежать.
Может кто-то скажет, что его так допекли, что она сама сбежала, но это не так, ей надо все-таки это позволить.
И именно тогда на всяких суках висят повешенные, а на тротуаре лежат застреленные кому-то неугодные в будущем люди и не надо думать, что без профессоров мечтающих кого-то пристрелить или повесить на первом же суку, они бы там появились.
Производное дикой вакханалии насилия является, то, что хорошие люди с высокими душами дают их теням, как тому Фантомасу, орудовать, гоняясь за неким отвратительным злом.
Иногда тень может даже, и казнить своего хозяина, и впредь она будет выдавать себя за него.
А также темная часть души может взять временный отпуск, то есть уйдет только на время, а потом вновь возвратиться назад к ничем незапятнанной остальной части души.
Вот так оно может быть и в политике отдельного государства.
Тень убегает, и за те "подвиги", что она совершает, совесть у хорошего человека совсем не болит.
Иногда он может с чем-то согласиться, на что-то просто закрыть свои светлые очи, как будто его и нет, зато на чье-то ярко выделяющиеся на общем фоне зло он, сощурив прикрыть глаза ну никак ведь не способен.
Отсюда и обобщения и неготовность к осознанию чужих трудностей и бед.
Причем при этом наблюдается явное желание и впрямь продать душу дьяволу лишь бы чего-то остановить, с кем-то поквитаться за прошлое.
Отсюда и берет начало то пренебрежение общественными нормами, которое ведет к возвышению на самый верх людей имеющих за собой темный след их порочной биографии. А ведь оно носит явно преступный характер.
Как будто ради победы над одним злом можно пойти на сговор с другим. Поскольку хотя два различных зла по самой своей природе и могут вцепиться друг другу в глотку, а все ж таки для Люцифера это и будет его самым великим праздником.
Поскольку добро обязательно присоединится к одному из зол и станет ему во всем потакать.
Вот только люди об этом вообще не задумываются! Им совсем не до того, когда столь глубоко задеты их чувства и амбиции.
Напрасно кто-то при этом считает, что главное это обойтись со злом по злому, и тогда оно обязательно куда-нибудь денется.
А вот никуда оно не исчезнет в другом месте и в другое время его только лишь еще больше вылезет.
Но главное - это пристально смотреть в будущее, не отмечая с горечью в своем настоящем многих злых обид прошлого, а, то прежние беды приобретут в последующем времени более серьезный и суровый вид.
Причем участие в главных человеческих играх по выбору вожака и есть то место, где легче всего реализовать человеконенавистнические планы.
А особенно, коли государство в котором, они возникли прочно застряв в головах у диких уродов - до того прошло через горнило великих бед и несчастий.
Но тот, кто допустил к высотам власти над многомиллионным народом упыря, принявшего участие в путче против своего законного правительства виноват ничуть не меньше его самого в тех злодеяниях, что он сумел сотворить при соучастии не одних лишь его близких соратников.
А ведь прошлое бесноватого фюрера должно было исключить всякую возможность его кандидатуры на пост рейхсканцлера.
Да и в России тоже, вроде бы как народ решил, что большевики ему более всего по вкусу, но это было намертво связано с одним лишь их удачным пиаром о прекращении войны столь опостылевшей и казавшейся простому народу во всем бесполезной.
Разложение в рядах российских солдат заеденных вшами в окопах и не рассчитывавших в будущем получить хоть что-то за все свои тяжкие труды было настолько непомерным, что они готовы были лобызаться с противником, а своего же офицера разрывали на куски, как врага отечества.
Дело тут не только в том, что говорили им большевистские агитаторы, но и в том, чем дышало интеллигентное общество четырех предыдущих десятилетий.
Вот тому конкретный пример.
Достоевский роман "Бесы"
«- Господа! - закричал изо всей силы маньяк, стоя у самого края эстрады и почти таким же визгливо-женственным голосом как и Кармазинов, но только без дворянского присюсюкивания: - Господа! Двадцать лет назад, накануне войны с пол-Европой, Россия стояла идеалом в глазах всех статских и тайных советников. Литература служила в цензуре; в университетах преподавалась шагистика; войско обратилось в балет, а народ платил подати и молчал под кнутом крепостного права. Патриотизм обратился в дранье взяток с живого и с мертвого. Не бравшие взяток считались бунтовщиками, ибо нарушали гармонию. Березовые рощи истреблялись на помощь порядку. Европа трепетала... Но никогда Россия, во всю бестолковую тысячу лет своей жизни, не доходила до такого позора...
Он поднял кулак, восторженно и грозно махая им над головой, и вдруг яростно опустил его вниз, как бы разбивая в прах противника. Неистовый вопль раздался со всех сторон, грянул оглушительный аплодисман. Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались невиннейше: бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?
- Вот это дело! Вот так дело! Ура! Нет, это уж не эстетика!
Маньяк продолжал в восторге. - С тех пор прошло двадцать лет.
Университеты открыты и приумножены. Шагистика обратилась в легенду; офицеров недостает до комплекта тысячами. Железные дороги поели все капиталы и облегли Россию как паутиной, так что лет через пятнадцать пожалуй можно будет куда-нибудь и съездить. Мосты горят только изредка, а города сгорают правильно, в установленном порядке по-очереди, в пожарный сезон. На судах Соломоновские приговоры, а присяжные берут взятки единственно лишь в борьбе за существование, когда приходится умирать им с голоду. Крепостные на воле и лупят друг друга розгачами вместо прежних помещиков. Моря и океаны водки испиваются на помощь бюджету, а в Новгороде, напротив древней и бесполезной Софии - торжественно воздвигнут бронзовый колоссальный шар на память тысячелетию уже минувшего беспорядка и бестолковщины. Европа хмурится и вновь начинает беспокоиться... Пятнадцать лет реформ! А между тем никогда Россия, даже в самые карикатурные эпохи своей бестолковщины, не доходила...
Последних слов даже нельзя было и расслышать за ревом толпы. Видно было, как он опять поднял руку и победоносно еще раз опустил ее. Восторг перешел все пределы: вопили, хлопали в ладоши, даже иные из дам кричали:
"Довольно! Лучше ничего не скажете!" Были как пьяные. Оратор обводил всех глазами и как бы таял в собственном торжестве».
Одни вовсю изгалялись ругая свою страну, другие безумное воспевали ее допетровское прошлое и ошметки того и другого летели в народные массы, а они разинув рот внимали тому и другому с одинаковым мнением, что все это чушь, но должно прийти что-то другое волшебное о чем так сладостно бормочет интеллигенция.
А нацисты в Германии тоже всплыли из "канализации общественной жизни" из-за вечной утопической болтологии тамошней интеллигенции.
Именно пообещав всем и каждому всеобщее благоденствие, они и обеспечили себе победу на выборах.
В их популистских лозунгах имелся тот же самый простой пиар ход, наобещай толпе всего чего угодно и народ будет какое-то время жить сладкими грезами скорого выполнения твоих обещаний, а пока суд да дело можно ликвидировать всякую возможность обратного хода в задние ряды.
И речь (на момент выборов) как будто бы и впрямь шла о свободном волеизъявлении народа, однако, все это не более чем чушь собачья.
Народ сам решает, когда ему сходить в туалет, потому что это требование организма, а не его начальства, да и то к тому случаются самые различные препятствия.
Вот что пишет об этом Антон Деникин в его книге "Очерки русской смуты"
"Ибо, "как человек не может выбрать себе возраста, так и народы не могут выбирать свои учреждения. Они подчиняются тем, к которым их обязывает их прошлое, их верования, экономические законы, среда, в которой они живут. Что народ в данную минуту может разрушить, путем насильственной революции, учреждения, переставшие ему нравиться, - это не раз наблюдалось в истории".
Толпа, действительно единственное, что вообще может так это чего-то требовать или даже разорвать в клочки тех из ненавистных ей представителей власти коих она считает виновниками всех своих бед.
Но зачастую в долгосрочной перспективе чему быть в стране, а чему нет, решают другие, причем в основном те, кто знают, как управлять государством, поскольку никакие кухарки на это просто не способны.
Эти люди определяют для себя поддерживать ли в активной манере новый режим или же дать ему посильный отпор.
Если же они выберут для себя, пусть даже и почти полностью пассивное сопротивление новому строю, ему не устоять и часа.
Поскольку без них всякое государство, вообще в принципе существовать не может.
Этих людей можно купить увещеваниями и посулами будущего благоденствия для всего народа или же того хуже всего человечества, но это ведь вовсе не их личное государство, а весь мир не их вотчина и царство - потому как не приобрели же они его в рассрочку, своими высокими достижениями.
Правда тех, кто очень активно поддержит новую диктатуру, объявившую себя всенародным благом совершенно не обязательно должно было быть слишком уж много, главное - это чтобы те, кто на это пойдут, сделали это всем сердцем и душой.
А такие были, и было их не так уж и мало, потому что кроме литературной пыли у них в головах ничего не было. « Здравый смысл» вычитанный ими из книг очерчивал для них весь окружающий мир в самые радужные тона после уничтожения того явного, ярко выраженного злого начала, что заключалось по их представлениям в проклятом царском режиме, а не во всех его подданных без всякого остатка.
Они хотели этот мир к лучшему переделать, уничтожив старое хрестоматийное зло не понимая, что книги есть только экстракт жизни, а потому четко очерченное в них злое начало всего-то только нарисованный черт, а он хотя и страшнее, но только бледное отражение настоящего, а этот-то настоящий сидит в каждом из нас.
Просто некоторые его в себе вовсе не замечают, поскольку он имеет у них другие утонченные формы, а не те, что у обывателей.
Их легко поставить на службу злу, поскольку они фрондируют будущем и настоящее для них существует только как зона большого эксперимента, где идет борьба за светлые дни, которые обязательно когда-нибудь скоро наступят.
Для убивших в себе все нравственное демагогов такие люди просто клад!
Как раз таки им, то более всего и надо было прежнее устоявшееся веками зло сокрушить и не для торжества царства истины, а ради выхолащивания «светлой» идеи от всяких там интеллигентских, гуманных бредней и ее всецелого укрепления в новых более твердых, «каменнолобых» рамках.
Такой лоб им самим было не расшибить, а новый Бог как раз и хотел, чтобы все себе лоб расшибли и в дальнейшем слепо выполняли его указания без малейшей задержки, раздумий и пререкаться было можно только в рамках выполнения указаний.
Совершенно тупое их исполнение не приветствовалось, поскольку мешало их разумному осуществлению на практике.
На самом начальном этапе можно было задавить революцию и ее самую реакционную форму контрреволюции фашизм, но гибкость умение строить рожи, а также полное отсутствие всякой морали этот исход предотвратили.
Фашизм и нацизм – это вывернутая форма коммунистической идеологии и осуществлялась она тоже социалистами это даже в их названии есть.
Россия первой могла бы сойти с выбранного ей дьяволом пути, если бы нашлось среди русской интеллигенции достаточно много стойких людей, что вместо побега заграницу или выжидательной позиции заняли бы позицию хоть сколько-нибудь активную и разумную.
Они, конечно, пребывали в полной растерянности перед разверзшейся перед ними русской вольницей, но думать, как надо им помешало, прежде всего, вино холуйства, вовсю бродившее в их крови.
Они просто попали в непонятное как это говориться на воровском сленге, но их пребывание в этом состоянии в течение слишком долгого времени не может быть объяснено ничем иным кроме затворнической (между своих) изнеженности в убаюкивающих ласках душевной простоты и духовной высоты…
Часть их поверили красивым речам злых горлопанов и вдохновились движением к свету осуществляемых руками лютой тьмы.
А ведь долго не понимать, к чему все идет, могли только наивные дети русской культуры, что и сами были готовы обратить в прах все прошлое ради осуществления аляповатого светлого будущего на обломках тюрьмы развалившейся от титанических усилий рабочего класса.
Но в суровой реальности выходило, что свет высоких истин стирался в поту и крови русской смуты, восставших рабов, которым стало некого слушаться.
В людях проснулось все самое мерзкое и звериное, и это ли было началом новой жизни?
Но ведь поверили в ее приход люди наделенные умом и страстью к чтению прекрасных художественных произведений!
Без их явственных усилий серая масса быстро бы перебродила, и все бы ушло в песок.
Помогли же ведь литературолюбы этим гнилым ликом и кривым глазками, горлопанам, большевикам, а без них им было бы весьма затруднительно твердо обосноваться на вершине великого могущества.
Комиссарам, в самом начале их глумления над Россией нужно было, прежде всего, достаточно долгое время продержаться у кормила власти, а затем и новые кадры можно было воспитать.
Конечно же, это факт, что большевикам для того чтобы устоять в тот самый начальный, шаткий период сразу же после захвата Зимнего дворца нужна была для их главного орудия убеждения, исключительно лишь помощь со стороны силовиков.
Марк Алданов в его серии «Портреты» «Жозефина и ее гадалка» приводит свои суждения относящееся к Французской революции, но прекрасно подходящие и к революции Октябрьской русской.
« Если в стране, какая либо организация ведет борьбу с разлагающим началом, офицер может к ней примкнуть. Если же ее нет или примкнуть к ней, почему-либо невозможно, то намечаются три почти неизменных варианта. Офицер себе говорит, что ему нет дело до того какие люди правят родиной, и какими принципами они руководятся – служба остается службой. Надо служить, по-прежнему спасая от прежнего то, что еще спасти можно. Это в истории всех революций наиболее частый случай. Другой вариант. Офицер остается на службе у революционного начальства для того чтобы его перехитрить и в надлежащий удобный момент свернуть ему шею. Сколько кадровых офицеров ушло в красную армию с тем чтобы перехитрить Троцкого?
Обычно из этого ничего не выходит. И потому что революционное начальство, имея надлежащую подготовку почти всегда хитрее тех, кто хочет его обмануть, и потому что козыри тут почти всегда в руках у революционного начальства. Дело почти всегда кончается либо казнью, либо постепенным, почти незаметным превращения второго варианта в первый..»
Офицеры, однако отличаются от всей остальной интеллигенции и их нельзя точно также обвинить в предательстве или желании выслужиться среди них было не так уж и много людей третьего типа, которого я не привел здесь по этическим соображениям.
Кроме армии есть еще много других сфер жизни, деятели которых не были связаны присягой службы отечеству и могли, если не саботировать , то тянуть волынку…


Это ведь во время захвата власти главной опорой власти были штыки, а остальные представители интеллектуальной элиты не были ни помехой не опорой, а только статистами происходящей драмы.
Однако легитимность правления большевиков была сформирована именно восторженной интеллигенцией, а также теми людьми, что подались в угодливое услужение к новым властям, потому что из-за своей склонности к чистому труду не могли взять себе иное орудие производства, чем перо и бумага.
Зато потом, когда большевики уже прочно осели на вершине власти, они очень многих интеллигентов приучили к каторжному физическому труду.
Но первопричиной их правления оказалось неумение интеллигенции противостоять толпе и глупое ее желание обойтись совсем без крови.
А без крови совсем не бывает!
Ее может быть только больше или меньше во время диких мытарств и народной смуты.
Но, конечно, лучше всего будет переложить ответственность за народную кровь на тех, кто смертей не боится и тем самым умыть свои чистые руки в проточной воде, а не в чьей-то нечаянной крови, если речь не идет о властителях и их прислужниках.
В знаменитой книге Ефремова «Час Быка» все именно так и есть.
«Рассчитывайте на самое худшее.
- Тогда самое большое - на восемь часов.
Гриф Рифт сверится с картой Торманса.
- Наш дисколет пролетит эти семь тысяч километров за пять часов.
Скоростная ракета пришла бы через час, но при недостаточном знании
физики планеты ее нельзя нацелить с нужной точностью. Может быть, вам
пробиться за город?
- Нельзя. Боюсь, что без жертв не обойтись».
Но зато какая глубокая наивность в мерах, принимаемых для подавления .
«- Объясню вам после, а сейчас прошу, не тратя времени, отдайте
приказ! Мы можем послать свой дисколет, но он летает не быстрее ваших
охранных самолетов, и главное - мы не знаем, как обращаться с такой
дикой толпой по вашим законам. Что вы применяете в подобных случаях?
Успокоительную музыку или ГВР - Газ Временной Радости»?
Такие люди жили не только в далеком будущем, но и в дореволюционной России!
И это они поверили, что матерые волки, рвавшие на куски простых людей не меньше чем ненавидимых ими "палачей" действительно будут с чего-то вдруг печься о людях, которые им были совершенно чужие после всех их эмиграций и тюрем, где многое в человеке меняется и не в лучшем на то смысле. А все от оторванности и жития бытия в мире волшебных и заповедных снов заполонивших сознание и потому считавших явью в глазах ярых идеалистов максималистов - фанатиков всеобщего блаженства в раю, сотканном из липких тенет восторженного самообмана.
Всему чему они мечтали не бывать на свете без долгого и упорного труда многих и многих поколений, живущих реальностью, а не тех что обитают в мире красивых сказок и блуждают промеж сияющих облаков, будучи до зубов вооружены светлыми иллюзиями.
Реальность как могла, протестовала против смотрящих в небо недоумков вальяжно обсасывающих свой указательный палец.
Но ей смело заткнули рот свободолюбивые иностранцы взлохматившие себе вихры в диком паясничании, в скованной вечными цепями рабства всегда прежней России.
Сделали они это под бодрое пение и улюлюканье восторженной толпы, дождавшейся задолго до того обещанной интеллигенцией свободы.
Эти музыканты тонкой лиры возвышенной фантазии, указывали именно то направление, куда впоследствии пришлось отправиться уйме народа, причем лучшим сынам многострадальной России, а не быдлу, что сегодня про нее так много кричит, стараясь, приноровится и пустить одряхлевшую клячу диктаторства в ее прежний резвый галоп.
Если же вернуться к истоку всех бед, то непреложным фактом является вот что: хищническое желание комиссаров овладеть безраздельной властью, никак не было связано с какими-то планами по улучшению условий жизни всех людей, а только лишь их личного блага на гребне народного гнева.
Но захватить власть и удерживать ее в течение 70 лет - это совсем не одно и то же.
Получается, оно так, что кому-то нужна была такая держава, а именно кому-то из воистину умных людей, отлично понимающих конечные цели жизненных устремлений и не вздернутыми к небу кулаками, а ясной, как цветочная поляна - светлой головой.
И если нашлось предостаточно таких интеллектуалов, что были кровно заинтересованы, дабы большевистский режим укрепил свои позиции, то значит, не проняло российскую интеллигенцию от той огромной волны дикого насилия, что повлекла за собой возвышение на трон большевистских антихристов.
Конечно же, крайне важно учитывать катаклизмы, приведшие к возникновению подобного нового образования, как и звериную большевистскую хватку, да и, в конце концов, невежество народа, поверившего ярким словесам гениев демагогии.
Однако все это вместе не может и не могло составлять более 75 процентов от вины нации в целом за возникновение чудовищного по своей жестокости и беспринципности режима.
Причем как минимум половина из этих столь высоких процентов составляют глупость и невежество простительное необразованным и ограниченным умам.
Нельзя многого требовать от людей, которые не обладают большими хорошо усвоенными знаниями и развитым интеллектом за счет систематического, а не случайно почерпнутого образования.
Да и вообще развитие настоящего, не искусственно взращенного в границах грубых условностей интеллекта, не может обойтись без соответствующего воспитания, как в школе, так в институте, но прежде всего дома.
Человек, с ограниченным умом оказавшись в крайне непростой жизненной ситуации, и понятия не имеет, где зло, а где добро и как же до него добраться созидательным путем.
Зато иногда во время общей и страшной смуты и неразберихи как же тянет обывателей куда-то вперед в особенности, когда есть некто, кто поддерживает его в этом безумном начинании.
Но впереди во тьме анархии могут взойти одни лишь злаки великого зла потому что, пытаясь при помощи насилия, обрести добро только лишь сеешь семена ненависти и лютости во всех будущих поколениях.
Потому что гниль в избе надо веником выметать, а не наганом на него здорово похожим.
Причем, когда некоторые думают, что они ее перестраивают, к ним самим кто-то пристраивается без идеалов, зато с целым набором нужных в деле пустого мудрствования на все случаи жизни удобных клише.
А все от того, что быстрые необдуманные решения и свершения на любом рабочем месте чреваты самими тяжелыми последствиями.
В первую очередь, надо вообще научиться понимать, что процесс развития должен быть постепенен, как у отдельной личности так тем более и у целого народа!
Скажем у российской интеллигенции, которая знакома автору совсем не понаслышке есть весьма явная тенденция рассматривать свое духовное совершенство как простую и естественную стадию развития у любого человека, которому всего лишь захочется им обладать.
Они сами себе, по всей видимости, кажутся образцом возвышенной чистоты и светлой своим ласковым теплом духовности.
На самом же деле, речь идет о довольно поверхностной шлифовке внешней части души, правда, до совершенно идеального состояния психики.
Решающую роль в этом играют книги, и их обрамление в рамки вездесущей без единого пятнышка святости, так как будто они и впрямь некие святые мощи или же амулеты, обладающие некой великой магической силой.
А между тем западная интеллигенция, гораздо меньше времени уделяет внешней обработке души, а намного чаще и шире соприкосновению с теми глубокими человеческими корнями, что, так сказать, связывают нас с самым древним нашим естеством.
При этом внешние факторы могут быть куда как более звериными, а также откровенно стяжательскими – это также может помочь единению нации в единое целое, поскольку простонародность интеллигенции, облегчает ее неразрывную и до чего же необходимую связь с сердцем родного ей общества.
Интеллигентность должна выражаться во внешней аккуратности и на нее, прежде всего, следует обращать внимание, прежде чем относится какому-либо человеку как к равному себе.
С другой стороны презрительное отношение к народу, как и мысль о том, что его можно изменить к лучшему в одно мгновение просто напросто изменив систему взаимоотношений в обществе – это очень опасная галиматья, и крамола против всякого здравого смысла.
В народе нужно видеть не только серую массу, а отдельных людей всего-то, что вовсе не имевших никакой на то возможности - овладеть тем, что есть у человека интеллигентного.
А между тем каста возвышенных интеллектуалов должна всегда заботиться о том, чтобы предоставить максимальную возможность людям из народа получить высшее образование.
Причем не ждать милостей у власти, а требовать от нее финансовых средств для выполнения данной архиважной задачи.
Подобной заботы, к сожалению, пока не очень-то наблюдается.
Особенно – это заметно в странах постсоветского пространства, то есть как раз там, где сгнила на корню идея всеобщего равенства. И дело тут не в одной лишь бедности, но и в изначальном пренебрежении всеми теми, кто не мы, а значит нас во всех смыслах ниже.
А раз они недостойны как некая неразвитая и не затронутая культурой масса к себе по-настоящему уважительного отношения, то пусть власть об них ноги как хочет, так и вытирает - это не наше чистоплюйское дело ее за горло брать из-за чуждых нам интересов.
Однако в неком абстрактном смысле, если уж воздвигать из пыли воздушные замки так сразу всему народу, а раз не захочет этого подобру-поздорову значит, будет делать - это из-под палки.
Мне кажется, что здесь весь вопрос в том, можно ли обогнать время, а ответ он естественно, что никак нельзя, так как оно от этого только лишь поворачивает вспять в глубину не навсегда ушедших от нас темных веков. Уверен, что на данный момент было бы несложно за каких-то одно два поколения, возродить любой этап развития человечества просто взяв все бразды правления им в свои не мозолистые руки.
Потому что любой уровень мышления, относящийся к прошлому, совсем ведь еще не умер и не угас, а лишь укрылся в самые темные уголки всякого человеческого сознания.
Поэтому так легко будет их оттуда извлечь и возродить в полном объеме в любое время и неважно, в каком именно месте.
Разница будет пролегать в одном лишь только количестве необходимых для этого усилий.
Свет же будущего царства добра и справедливости еще слишком слаб для его применения к любым не семейным, а общественным структурам.
А чем больше мыслителей обладающих великими идеями будет копошиться вокруг всяких светлых прожектов о придаче искусственного ускорения духовному прогрессу, тем больше оно будет привлекать к себе «мух» демагогов и оппортунистов.
Из дерьма космический корабль никак не построишь, и если какой-то жук навозный, слезший с печки Емеля решает быть или не быть русскому человеку первым в космосе, то горе такому государству, в котором могли происходить вещи подобные этому.
Вот ударил бы следователь Королева по голове графином с водой несколько посильнее, и тот бы умер или же потерял всякую возможность четко соображать в связи с тяжелой травмой мозга, и не был бы тогда Юрий Гагарин первым человеком в космосе.
Естественно, что на Королеве свет клином не сошелся, но после его смерти советскую космонавтику постигли сплошные неудачи.
Однако были ведь и другие люди не менее талантливые, чем Королев, но только возможно, что из иных областей науки, которые из лагерей так и не вернулись.
Вот не потребовался бы Королев, и кто знает, вернулся бы он через 18 лет или нет?
На тот момент многие из будущих гениев были еще начинающими свою научную карьеру студентами, ведь никто же не рождается сразу профессором и их зверское истребление потеря для всей науки в целом.
Потому что в царстве доноса и оговора именно люди одаренные в первую очередь и страдали от черного глаза зависти, преисполненного ненависти к тому, кому была предначертана великая судьба.
Главный сатрап немного более боялся за свои сиюминутные интересы, чем за то как именно будет развиваться в его стране наука без того или же иного ее деятеля.
И далеко ж не все посаженные профессора сидели по научным шарашкам.
Это были лишь те, кому повезло в силу их нужности партии оказаться в круге первом дикого ада своего времени.
А кто же это сможет посчитать скольких именно корифеев науки так и не родила русская земля. Ведь целые сословия изводились практически под корень, как ненужные в призрачно светлом, прекрасно блеклом будущем.
А, между прочим, священник по Булгакову родил профессора Преображенского.
А, кроме того, непомерное число людей погибло просто так за идею или против нее на фронтах гражданской войны.
Все эти жертвы были напрасны, потому что ничего путного из взрывов разрушающих старое и устоявшиеся, выйти ну никак не может.
Поскольку нет в подобном разрушении никаких созидательных черт, а одно лишь только отрицание, которое есть вестник смерти духовности, а не новой жизни без тех цепей, что внутри, а не снаружи.
Если даже принять точку зрения, что революцию делали фанатики, а ее результатами воспользовались подлецы и мерзавцы, то и тогда легче всего обвинить кого-то в извращении идеи, а не в ее изначальной пагубности для любого народа.
И вот после всего гигантского как мегацунами зла нет ничего проще, чем найти конкретных виновных в нем людей.
А между тем Лев Толстой на всей протяженности третьего и четвертого тома "Войны и мира" доказывает, что нет произвола одного человека, а есть совокупность произволов людей в целом.
Но так ведь оно будет дико неудобно и людям нужен конкретный виновный, тот на кого можно свалить всю вину без остатка.
В российском случае это, конечно, Сталин или собирательный образ Шарикова являющегося отцом всего современного российского быдла.
Но насколько же труднее было бы определить и распознать свою собственную меру вины за все произошедшее в дикой империи вездесущих, непрошенных советов и СУРОВОГО МОЛЧАНИЯ.
Вместо создания в неудобные моменты жизни атмосферы тяжелой как свинец тишины, нужно было, коли надо кричать, топать ногами, и громко возмущаться.
Да – это пачкает, но чистоту внутри гораздо важнее сохранить, чем плавность и размеренность своих речей.
Именно из-за игры в молчанку на теле России и появилась такая страшная сибирская язва всевозможных Гулагов, а также скользких от человеческой крови расстрельных подвалов НКВД.
Для торжества беззакония под видом закона крайне важным фактором является пренебрежение интеллектуалов к насилию над здравым смыслом, что происходит в данной конкретной стране.
Дабы прозреть и переключить свой пылесос на другую функцию, откачивания уже имеющийся в мозгах литературной, вычурной пыли, надо было всего лишь проснуться и увидеть мир другими, свежими глазами.
В нем уж слишком-то много отвратительной, и мало, где жидкой, а в большинстве своем твердой вековой грязи, чтобы так зацикливаться на прекрасном и достойном всякого поклонения мире искусства и литературы.
Причем в области простых человеческих взаимоотношений наша ноосфера грязна везде и во всех отношениях!
Пока что восхитительно чистым может быть только само искусство, но совсем не те, кто его создают или исполняют.
Легче всего думать об этом как-то иначе как раз тем, кто погряз в главном грехе духовно развитого человека, равнодушии к судьбам мира и его страны, потому что у него есть маленькое, но великое дело, своего духовного обогащения, а ничто другое его никак не касаемо, как ненужный для его души - мерзкий хлам.
Прежде всего, потому, что для этого надо было бы перестать смотреть на свой облаченный золотым ореолом лик, а взглянуть повнимательнее на свои ноги, стоят ли они на твердой почве современности и ее грязного, склочного быта.
В принципе у многих российских интеллигентов они там и стоят, но лишь в меркантильных, личностных вопросах.
А надо, чтобы это относилось и ко всему остальному, а не только лишь к одному тому, что задевает чьи-то личные интересы и является частью всеблагих забот, так сказать, по своему житейскому благоустройству.
А надо бы, чтобы хоть иногда это как-то пересекалось и с интересами всего общества.










































maugli1972