регистрация
  главная
 
  романы
  рассказы
  ИТ общение
  статьи
  стихи
  наставления
  размышления
 
  истории
  Миниатюры
  диалоги

Назад, к списку статей

'Грустные размышления об ушедшей эпохе' Статьи

Грустные размышления об ушедшей эпохе
Книга посвящается светлой памяти Василия Гроссмана, чье великое мужество послужило для меня своим славным примером.

А между тем замечено, что хорошую вещь можно
написать только в обстреливаемом отеле. Братья А. Б.Стругацкие «Хищные вещи века».

Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, - сказал Кетшеф.
Братья А. Б. Стругацкие. "Обитаемый Остров".

Никогда на всей этой земле не бывало, а как по-видимому оно теперь станется, так впредь подобного и вовсе-то уж не предвидится... вот мусорного бочка получше для пылесоса красной пропаганды, чем оба полушария мозга простого советского человека.

Отсчитывая пульс нового времени еще где-то с середины 17 столетия в этот сколь же неугомонный, духовный мир праздной европейской мысли, с криком «долой все прежнее» ворвались ярые как огонь борцы с наисквернейшим из всех вообще возможных, в человеческом обществе, социальным недугом.
От их умов буквально сквозило холодом простецких логических абстракций, а ярость благородная их добрейшей души сама собой выдавливала наружу лютый жар из их "мощных насосов глобальной общественной справедливости".
У них в груди и впрямь был пламенный мотор, но как впоследствии, оказалось, работал он на одно лишь раздувание утопических грез, а не на реальное улучшение стесненного положения угнетенных классов.
Эти всеблагие доброжелатели всего сущего на этом белом свете, только и делали, что изливали друг другу душу о сколь же величайшей неполноценности мироздания и крайней необходимости его скорейшего переустройства, в нужном для них на то духе.
Вот только до звезд на небосклоне им было все-таки как-то не достать, но все то, что было под небесами, они реально захотели полностью переиначить, придав ему совершенно иной вид и смысл.
И как же все-таки томила их горячие сердца угрюмая истома, самых скорейших перемен во всем облике старого, патриархального общества.
Их эпоха и вовсе-то не дышала им в затылок, вконец запыхавшись, скача вслед за их убегающим куда-то далеко вперед лучезарным сознанием.
Уж куда там было простым обывателям хоть как-то поспеть за их столь возвышенным от искр просвещенного либерализма, буквально космически необъятным мировоззрением.
Они действительно стремились к чему-то самому наилучшему, да только вот будучи во всем убеждены, что путь к нему пролегает через кровь и смерть, тех, кто мешает человечеству проделать гигантский скачок в его великий завтрашний день.
Он был для них окутан туманом радостных ожиданий и благостных надежд, а простая человеческая жизнь была им попросту неинтересна, поскольку не сияла изнутри радостью светлого конца всех старых бед и несчастий для всего человечества сразу, только без карикатурно отображенных в литературе, всяких злобных уродов и палачей.
И наиболее ярыми и последовательными в деле такого восприятия жизни, оказались в 20 столетии некоторые блаженные духом граждане российской империи, они жили в стране с еще ни в чем так и не изжитым феодальным прошлым, а вот захотелось же им разом очутиться в далеком, светлом будущем.
Тут сыграла свою роковую роль полная оторванность от реалий людей, что живя в двух столицах империи, совершенно позабыли, что они едва ли больше чем малая часть от огромной территории на которой (в глубинке) все так и процветало (в то время) скрытое за ярмарочными христианскими атрибутами точно, то же самое язычество.
Неграмотный человек вряд ли сможет, и близко не читав сам Библию, стать верующим на самом деле, а не на словах и официальная религия для него была не более чем общественно признанным положением вещей и зачастую внутрь его души свет церковных служб, глубоко не проникал.
Однако именно этим людям еще толком не осознавшим светлое учение Христа, кое-кто из яро эмоциональных либералов, с чего-то вдруг возжелал поручить строительство общества совершенно нового типа, основанного на принципах абсолютно неведомых, а не просто всецело недоступных всякому элементарному логическому анализу… даже и для начитанного человека.
И то чего и не могло быть хуже... так это как раз того, что всякие ярые недруги и злопыхатели из тех, что на дух не выносят «ретроградов» сторонников старого веками сложившегося уклада, были до чего ведь глубоко искренни в их столь ведь неистовом желании - весь этот мир взять, да на скорую руку переиначить.
По наивности своей они думали, что этого можно добиться, срубив под корень всякое в нем угнетение, одних из нас другими.
И наиболее скверным в их поведении было именно то, что они начисто отрицали саму свою связь с их неумытой и веками забитой родиной, в душе паря в воображаемом мире, сладостных грез.
Легендарные (в советское время) либералы, наверное, ни сном ни духом не ведали о той непомерно огромной цене, которою придется заплатить России за их столь изящную и изощренную словесность.
Она являлась до того ж умопомрачительно одухотворенной в ее внешне явственной сути, но внутри себя надежно укрывала от пристального взгляда пожар горячих сердец (от отсутствия светлой головы) начиненных изощреннейшей жестокостью ко всему родному и до боли обрыдшему.
Их душевным настроем стала европейская целесообразность, смертельным ядом своей ненависти, косившая несчастных аборигенов далеких земель, однако ж, в Европе ее применять было как-то непринято.
Но там, на неведомых дорожках, где еще толком не укрепились нормы цивилизации и изысканной культуры, абсолютно все было дозволено - несущим ее мишурный и призрачный свет.
Правда жизнь небезбрежна в ее желаниях и намерениях, а свято место пусто не бывает, и если примитивный уклад уступает свое место чему-то куда более организованному, светлому и идейному, то надо еще посмотреть, а не сулит ли это смерть для многих - пусть и неразвитых, но все ж таки вполне людей, не ЗВЕРЕЙ?
Не для всех, естественно ПРОСТАЯ БИОЛОГИЧЕСКАЯ, но для скольких: душевная, народная во всех ее смыслах… и все это само собой проистекает от идеи революционного общественного переустройства.
Именно от этих веяний сколь же отвратно разило холодом безбрежного океана ледяной, логической правоты безо всяких признаков человеческого сердца.
Революция к тому же изначально задумывалась для тех самых мест, где пролетариат был уже достаточно развит, чтобы проникнуться духом идеи, а не только взять да словить тающую на губах сахарную вату - светлой мечты.
Идея была догматическая и окрыленная одной лишь кабинетной фантазией академика деспотичных и опричных наук Карла Маркса, который украл свои блестящие кораллы из мифов и снов либеральной интеллигенции.
Мысль Маркса вьется вьюнком вокруг древа общих наработок в социологии его времени, но главные ее координаты – это деспотизм на гребне фантазии о земном рае после уничтожения всецело мнимых цепей.
«Демосфен новых времен» язвил, как мог, дабы людям забрать самим, то, что им не дал Бог!
Либералы "светлых идей" просвещенного радикализма были в полнейшем восторге, и от него самого, как от сущего переиначивания общечеловеческой действительности в его псевдоинтеллектуальных потугах - привнести в экономику вящие философские постулаты.
Он походил на всех их в думах своих живших вдали от корыстной и эгоистичной братии торгующих невежд.
Они хотели околдовать жизнь чарами словопрений…
А смерть классов и вакханалию дикого насилия восприняли как неизбежную плату за духовный прогресс.
Вот так уж оно вышло у людей, не знавших искренней любви ни сердцем, ни душой ко всякому человеческому существу только лишь за то, что оно точно также как и они ходит на двух ногах.
У них, понимаешь ли, все решал могущественный в его сверхъестественной власти над реальной действительностью математический расчет, а отдельные люди в смете «усовершенствования всего мироздания» как самостоятельно мыслящие индивидуумы вообще не рассматривались. Ведь нет же их (в качестве отдельных разумных существ) на всем этом белом свете…
Вот что пишет об таких делах Федор Михайлович Достоевский в его великой книге "Преступление и наказание".
"... Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства - и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, - и ничего!..
- Вот и соврал! - крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.
- Н-ничего не допускается! - с жаром перебил Разумихин, - не вру!.. Я тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что "среда заела", - и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, развившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: "безобразия одни в ней да глупости" - и все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, - зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели!
Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное - думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается"!

Эта умертвляющее все живое целесообразность, и есть порождение западноевропейской цивилизации, НО на деле применяемо - это мировоззрение было только лишь в ее колониальных владениях.
Однако Россия чем не колония вот развалить бы ее надо для начала, а затем можно и колонизировать?
К примеру, те же немцы ведь не только ж они русские дороги строили, но и как пить дать заглядывались на широкие русские просторы, как на свою будущую вотчину.
Эти планы, естественно, что не у всех имелись, а только у некоторых из европейских правителей, они вызывали в душе хоть какой-то отклик, да и то весьма неопределенный и не надо думать, что все в этом мире идет только к чему-то одному…
Да и сами российские либералы далеко не всегда понимали чего же, они сами-то хотели.
Толи полной свободы, толи безгрешной жизни без русской волынки и всегдашней безыдейной скуки.
Достоевский тоже, однако, находился промеж двух огней, между средневековой русской дикостью и утонченной целесообразностью нового времени.
Он смешал все - это в единое целое и этот сумбур и прозван людьми "достоевщиной".
К тому же сама почва, на которую упали семена светлых помыслов Достоевского, была столь проникнута тьмой, и представляла из себя подлинный омут с копошащимися в нем чертями.
Вот именно туда и призывали думающих людей заглянуть все эти Толстые и Достоевские, и вовсе ведь неведомо было их кипящему интеллекту, что все везде в мире одно и то же, и только лишь где-то оно приглажено внешним лоском и красивыми мечтаниями, а где-то попросту нет.
Причем красивые мечтания отрывают от почвы ее значительный пласт и тогда под ней начинают шевелиться всякие подземные черви, активно выползая оттуда на белый свет.
Потому как лучи дневного светила затмеваются огнем в очах, и днем с огнем становится невозможно найти хоть одного здравомыслящего человека.
Людей при этом можно заставить поверить, что солнце восходит на западе, а заходит на востоке, потому что святая простота доверчивости к людям, что несут всевозможную ахинею, становится непреложной аксиомой восприятия мира.
Это следствие бешеного энтузиазма после пережитых страшных невзгод, а также малого наличия грамотных людей из своих, тех которым всерьез поверить можно.
Природа этого явления заключена также и в отмирании старой веры, как и яркой необходимости поиска, ей вполне достойной замены более чем отвечающей духу нового времени.
Зародилось - это не в России, а в агностически настроенной западной Европе, а оттуда с попутным ветром донеслось и до российского берега.
Великие русские классики 19 столетия, захотели приблизить интеллигенцию к народу и добились этого тяжким эпистолярным трудом, так что через созданную перемычку в средневековое российское общество - широкой рекой понеслось неверие ни во что.
Европа им быстро переболела, а вот Россия через этот временный недуг заболела ужаснейшей «общественной чахоткой».
В самом прямом смысле этого слова, поскольку «красная зараза» именно эта болезнь и есть, по всем ее симптомам и признакам.
А европейская цивилизация с самого начала своего существования искусственно стушевывала и упраздняла многие прежние, (дикие) представления об этом мире, обезличивая отдельного человека, ставя во главу угла, прежде всего его возвышенные идеалы.
И особенно этот процесс усилился в средние века, а затем несколько затих, но возродился с новой силой в новое время.
В последние два предыдущих нашему сегодняшнему времени столетия - это произошло от возвышения культуры на некий Эверест, где только лишь избранным предоставляется суверенное право потреблять ее живительный кислород, а остальным для счастья ведь только что и нужно так это одно на всех общее корыто, и массовое простенькое искусство.
Потребовалось длительное время и конкретный пример, чтобы духовная элита и власть имущие поняли, что, не наполнив его, как следует, они сколь ведь многим серьезно рискуют.
Но для понимания оного факта их надо было до чертиков напугать, но как оно кажется, автору для полноценности эффекта вполне бы хватило многих и многих относительно мирных забастовок, а вовсе не создания псевдосоциалистического монстра, испустившего дух только на восьмом десятке своего существования.
Теоретическая база для его жития-бытия была создана широкими кругами общественной мысли, и была только лишь, затем узурпирована малой группой социалистических монархистов во главе с Ильичем.
Все кто желает народное добро по-своему переделить лучше всего, потом делит между собой награбленное…
А отхватив его своими лапищами, уже из них нахапанное никогда не выпустит, не та эта людская порода.
Моральное обоснование для таких действий зиждется на фаворе святого пыла восторженной, прореволюционной и совершенно апатичной ко всякого рода элементарной логике жизни либеральничающей интеллигенции.
Поскольку по самим представлениям подавляющего большинства демагогов социалистов, богатство находится в руках сильных, что угнетают слабых, а из этого следует, что у них его необходимо полностью отобрать, дабы всем его ровно поровну досталось.
Мысль - это не шариковская, а доподлинно либерально-утопическая.
Им, мол, с их облаков великого благодушия куда виднее, как именно будет лучше всем им распорядиться.
Вот оно-то дикое свинство и лицемерие, во многом заключавшееся в бездумном братании с Робеспьером и Кромвелем, именно оно и сослужило России эту самую плохую службу, явившись одним из наиважнейших факторов, превративших ее в новый Египет, хотя она всегда намеревалась быть третьим Римом.
Это перерождение проистекало из-за того, что людей пожелали силой вывести из тьмы, приучить к духовности, идейности, а это кроме плохого ничего хорошего в себе не несет.
Вот бы понять этим горе воякам с великим общественным злом, всю разницу между добром всецело обмозгованным на житейской практике и его полным антиподом наилучшим из орудий Сатаны ВЕЛИКИМ злом необдуманного общественного блага и главное, что для всех и каждого.
А между тем писатели гуманисты такие как, например: Сергей Довлатов истово стремятся донести до нас на страницах своих книг мысль о том, что в принципе невозможно обустроить весь наш быт на основе одних лишь прекраснодушных логических доктрин.
На бумаге, они выглядят весьма заманчиво, но жизнь - это река, а не костер и, в особенности, не доменная печь.
Так что как оно выходит, чем ближе к очистительному огню, тем дальше от вполне естественных норм жизни.
Прекрасные идеалы хороши только как далекие маяки в одиночном, а не в общественном «заплыве» по безмерному морю нашего всеобъемлющего невежества.
Когда же их искусственно приближают к обыденной действительности, то они ведут к одним лишь рифам разрухи и тянут нас за собой во всепоглощающую бездну, безумного зла.
Один лишь высокий ум, основанный на принципах силы всесторонне развитого интеллекта, а не горячего и зачастую безумного сердца, способен ниспослать этому миру великое благоденствие, использовав душевный энтузиазм в его самом разумном ключе - сострадании к ближнему.
Конечно, такие писатели как Сергей Довлатов и другие объясняют - это несколько иначе, но суть все та же, они просто раскрывают ее не в одном каком-либо своем произведении, скажем в "Иностранке", Довлатова, а во всем их прекрасном творчестве.
Далее цитата из классика эмигрантской литературы Довлатова «Иностранка».
"Так что же выше справедливости?
- Да что угодно, - отвечаю.
- Ну, а если более конкретно?
- Если более конкретно - милосердие..."

Милосердие отнюдь не поповское слово просто оно должно проявляться к людям достойным, скажем, к будущим жертвам кровавого маньяка, если он не дай-то Бог сбежит.
Но тут общество вполне может проявить ханжество, оно, мол, против убийства как такового, но это должно означать его предотвращение даже ценой крови того, кто вполне достоин такой участи.
А уж политических смутьянов в старой России надо было выкашивать как ту сорную траву для всеобщего счастья и благоденствия.
Эдвард Радзинский в его книге "Наполеон Жизнь после смерти" цитирует его слова о том, что происходит, когда правители из-за своей мягкотелости этого не делают и речь идет не о России, а о якобы просвещенной европейской стране с многовековым опытом культуры.
Вот они истины выскакивающие чертиком из табакерки европейской, а не русской истории.
"В революции есть всего два сорта вождей — те, кто ее совершают, и те, кто пользуются ее плодами… Пришло время срывать плоды с дерева революции, и к власти пришли воры и негодяи. Началась «охота на ведьм». Под радостные крики толпа разбивала статуи великих революционеров, которым еще вчера поклонялась".

В России этого не было, потому что народ не так сильно пропитан галльским и древнеримским духом чем-то вполне похожим на бытовое выражение «Кто девушку ужинает тот ее и танцует» только лишь в большом общественном смысле.
Их представления о том, что кто победитель тот и прав и светел и свят вполне, по сути, искренни…
В России никогда такого конформизма не было, но было странное мистическое стремление всегда быть за родину, какой бы она не была…
А кроме того существовал хорошо прижившийся на российской почве европейский конформизм высших классов, что подавлял светом диких истин всю окружающую действительность.
Всю темень и гнусь средневековья полагалось вымести поганой метлой…
И вот пришли большевики, и вымели ее на радость просвещенной прослойке образованного общества.
Вот нет чтобы самим до того чувством и разумом бедственного положения глубинки коснутся…
Все только бы быть выше мерзких вод общественной клоаки!
Как будто всем так уж было нужно в это самое прямо-таки с головой окунаться?!
Но тот, кто все ж таки возымеет желание уйти в политику, дабы прийти на помощь народу обязан приучить себя вести себя по общим для всякой такой общественной деятельности канонам.
Поскольку как-либо иначе общество, временно возглавленное отрешенными от всякой реальной действительности людьми, в дальнейшем еще лишь более чем ранее погрязнет в разгуле коррупции с ее полной свободой для адски злой царицы анархии.
А вот затем все гайки будут уже приварены намертво, и всякая мысль о свободе действия станет, прямо-таки ересью.
Но этого большинство представителей российской интеллигенции так до сих пор и не узрели, поскольку делать такие выводы о былой истории - это было вовсе не их собачье (шариковское) дело.
Им ведь все еще требуется, чтобы все возникло само по себе сразу же, автоматически, поскольку так оно будет куда как чище и благороднее.
Причем - это мнение абсолютного большинства.
У автора вообще сложилось такое пусть и весьма косвенное суждение, что и Льва Толстого просто унесло рекой общих предрассудков на этот счет, и он тщательно скрывал свои истинные взгляды, дабы не услышать гусиное шипение в свой личный адрес.
Естественный ум у него кое-где проступает сквозь тьму суеверий, но скорее всего ему было куда важнее быть популярным писателем, чем мыслителем ведь от критиканства одни лишь шишки, а не уважение и почет.
Да к тому же и сама по себе «гигантская волна общих настроений» в великосветском обществе подхватила его, и понесла… будучи ведома ураганным ветром вольнодумной эпохи она устремилась в сторону быстрого вытеснения древних тысячелетних обычаев европейскими скороспелыми взглядами… на куда более светлую чем ранее жизнь.
Да вот только в их самой сладкой внешней теоретической стороне, а не во всей их полноте довольно разумного осуществления на практике. К тому же российские недотепы западники нисколько не собирались отказываться от старой дубины для их и без того веками забитого народа.
Сама разница была лишь в том одном, а для чего же ее вообще вновь собирались применить?
Ради добра и счастья, как и торжества либерализма или же с точностью до наоборот как то было у правых сил - славянофилов.
Раскол мнений между диаметрально различными в самом своем подходе группировками в итоге привел к смерти государственности как таковой и всеобщей анархии.
А истинная в своей разумности борьба с общественными язвами должна была носить всего один более чем явственный характер.
И могла бы она заключаться в ярких высказываниях в прессе, как и в личных беседах против засилья лживого корыстолюбия священников, взяточничества чиновников, непосильных условий труда для рабочих и все такое прочие.
Это как раз то, что и должно было осуществляться людьми, ищущими истинную справедливость!
Но легче всего ведь смачно ругать власть, которая (в разговорах) этого никому не запрещает, а она от этого стала еще более слаба и деспотична, и случилось - это задолго до первой революции.
А вот если бы в распространяемых листовках не про царя шла речь, а про местное руководство с подробным описанием всех его грехов и просчетов все могло бы быть ну совсем ведь иначе, чем оно, потом сталось во времена всеобщей злобы и новоиспеченного деспотизма.
А главное нужно было создавать фонды для нуждающегося населения, а не бубнить что-то про власть самодержавия и ржавые цепи, которые надо бы разорвать, дабы достичь ранее неведомого всему человечеству счастья.
А на деле что было?
Подпольные типографии деньги жрали как та свинья помои, а сеяли одну лишь смуту и разобщенность в обществе.
А ведь именно в этом и заключается тот самый «хлеб насущный» для всякого рода политических авантюристов, главной задачей которых, (а скорее даже и темной своекорыстной мечтой) являлось одна лишь возможность войти во власть в их отсталом, аграрном государстве.
Поскольку тогда можно было бы в вихре популизма прибрать все народное лично себе, а народу оставить одни лишь светлые мечты о скорых переменах в его извечно безотрадной участи.
Обиженные жизнью или объевшиеся догмами о светлом царстве добра исполнители чужой воли действительно болели душой за величайшие на все последующие времена - небесные блага для всего простого народа.
Однако ими двигало также и желание отмстить самодержавию за те беды и несчастья их жизни, которые они вольно или невольно связывали со своим неудавшимся бытом.
Такие люди вообще нередко деконструктивны в своем подходе ко всей окружающей их действительности, и от них нельзя ожидать – ничего путного и созидательного.
Но от них совсем ничего такого не ожидалось, а скорее, наоборот, от них изначально требовалось одного только разрушения всего кем-то ранее созданного.
Ведь как раз этого революционеры верхнего яруса демагогического крыла вовсю и добивались прямо-таки исходя как паровоз паром, лютым пылом борьбы со всякого рода социальной несправедливостью.
А сами, то они не в Сибири в ссылке обитали, а в эмиграции щи лаптем хлебали, аж за ушами у них трещало.
Причем, тот, кто их там поил, да кормил экспроприациями, а проще говоря, самым обыкновенным грабежом, в конце концов, и стал их мясником, придя к безудержной и абсолютной власти.
Ну а как же те, кто прежнюю власть расшатывал, они ведь борьбу не прокламациями вели, а шли на почти что верную погибель?!
Эти боевики эсеры были фанатиками народного мщения, и как всегда при таких делах, они мстили непонятно кому и за что.
Потому как метафизическая вина перед народом или абстрактными идеями добра вообще очень малопонятная субстанция, ее может быть буквально сколько угодно.
И все ж таки зло еще никогда не испускало дух после удачной мести, не настоянной на невинно пролитой крови, кем-то осознанно загубленного, близкого человека.
Глупость всякого рода другой кровавой мести очевидна, потому что, мстя за свое, отомстишь и за все чужое, а оно потом тем, кто об этом слезно просил еще в десять раз дороже выльется, таков уж общий для всех закон природы.
Вот оно как, пуская в расход царских чиновников, народные мстители, подготавливали захват власти людьми с твердыми и несгибаемыми, как гвозди убеждениями.
Всякое кем-то организованное насилие в своем собственном обществе, подразумевает лишь его значительное усиление в ближайшем же будущем!
И именно поэтому одной из важных исторических вех в истории России стали еврейские погромы, подстрекаемые царским правительством, они-то отчасти и привели, в конечном итоге, к бунту.
Нельзя полностью прижать к ногтю целый народ, и это вполне касаемо любого уважающего себя национального меньшинства, оно, в конечном итоге, обязательно на все это отреагирует ответными насильственными действиями.
Вот пример из книги Игоря Губермана «Прогулки вокруг барака».
«А поляки?! Неужели вы думаете, что насильственное присоединение, разделы, всяческие унижения, подавление любого шевеления в стране — это все они простили России? А кого Достоевский, этот нерв души российской, — он кого не любил? Тех же евреев и поляков. Почему же вы поляков сбрасываете со счетов, когда говорите о тех, кто осуществлял российский геноцид? Я вам два имени сразу назову: Дзержинский и Менжинский».

К этому списку можно добавить еще и кавказцев, которым тоже в составе российской империи отнюдь невесело жилось, да и прибалты, они ведь тоже в революцию здорово отличились.
А все, потому что царская власть вообще терпеть не могла никаких инородцев, и спуску им не давать считала своей святой обязанностью.
А своих тоже не жаловала, по струнке их ставила, чуть ли не седло на них надевала.
Так что было, куда новому сатрапу пристроиться и взгромоздиться.
И главное, что Сталин (Джугашвили) вовсе не до конца использовал все возможные средства по закабалению народа, ведь все могло бы быть еще невпример хуже.
Однако главный и самый ответственный за все происходившее в его государстве вождь попросту не позволил бы тех зверств, до которых могли бы опуститься его ретивые приспешники на местах.
Деникин в его "Очерках русской смуты" пишет об этом так.
"Московская власть кроила по живому телу страны новые, небывалые формы организации, издавала и отменяла декреты, и одновременно вела борьбу против всех. Борьбу против самовластия мест, где комиссары, комитеты, советы с их чрезвычайными комиссиями расхищали власть центра, проявляя нетерпимый областной, местный партикуляризм. Где по выражению Ленина правила не коммунистическая партия, а просто трехвостка. Откуда с низов общественной иерархии, из волости доносился вопль. «Члены советов губят нас, насилуют нашу волю. Над нами издеваются, как над бессмысленными скотами».

Местные деятели, так и не пробившиеся наверх, были куда похуже чем ОН, у них только власти таковой никогда не было, а душевные качества, что позволили бы им стать российским Пол Потом вполне были.
А у того всего-то лишь страна «Камбоджи» оказалась слишком маловата, разойтись по-настоящему было совсем ведь негде, а то такой тонкий знаток французской поэзии каким был Пол Пот и полтора, а то и два миллиарда людей в кратчайший срок бы уничтожил.
А в России тоже такие были, но на ее величайшее счастье, оказались они почти во всем не у дел.
Хотя в неком принципиальном смысле советский военно-промышленный комплекс имел в своих рядах таких недочеловеков, что вполне могли бы уничтожить всю планету в одну лишь угоду своим имперским запросам.
Причем революция, тот же самый ядерный взрыв после накопления критической массы, только не между частицами, а между живыми людьми в человеческом обществе.
Однако вожди советской (выдуманной красной пропагандой) нации эту разницу вовсе не ощущали.
Им бы все только словесами громыхать, а на деле траурный марш по устаревшему в свете исторической диалектики капитализму, мог бы стать панихидой по всей жизни на этой земле.
Сеять разумное, вечное, доброе можно было только при помощи «плуга» истинного гуманизма, а не того, что по черепам в дальний путь тронется во имя славных побед над всяким в этом мире угнетением - человека человеком.
Еще в те времена, когда не было достаточных технических средств, для того чтобы истреблять людей миллионами простым нажатием кнопки замыкающей какой-то контакт – люди додумались до того, что перестали видеть конечную цель в виде мирного сосуществования после окончания неизбежных и тягостных битв за лучшее завтра.
Уже тогда идеалисты постелили красный коврик на пути к власти - злобным фанатикам великой химеры.
Они вообще, собственно, никак себе не представляли какой-либо мирной жизни, потому что их судьбой стало восстание, а как им жить после него, они и вовсе-то не задумывались.
Зато дабы издавать ярые возгласы "долой" весь существующий порядок для того ж много знать было вовсе не надобно, а значит стоило лишь переполниться верой, а далее ей все что угодно могло оказаться вполне возможным как-то обосновать и оправдать.
И эти деятели вселенского добра и всеобщего счастья были до того ж огненосны очами, что от их сверкающих пламенем речей и на самом-то деле могли воспламениться ковры в чертогах иуд буржуев и помещиков.
Что собственно и произошло, не принеся при этом ни малейшей истинной пользы трудящемуся пролетариату.
Вышло то, как раз полностью наоборот, эта дурь, а не истинная вера в человека и лучшее в нем лишь переполнила его инстинктом собственничества и отсутствия страха перед Богом и судом собственной совести.
Эти духовные ценности внутри сердца прежнего дореволюционного россиянина были зачастую крепко-накрепко увязаны, самым простым и естественным образом, с христианской религией и золочеными куполами ее храмов.
А теперь они были порушены и осквернены, а вместе с ними оказались втоптаны в грязь и все человеческое в людях вообще.
Людей ведь просто нельзя не лишить их духовного начала, отобрав то, во что необразованное и целыми веками забитое население верило всю свою сознательную жизнь.
Ему бы прав побольше при твердой власти, а не свободы!
От такой свободы люди стали бояться даже нос на улицу высунуть, а то вдруг ограбят, изнасилуют или убьют за медный грошик.
На ряду других причин - это проистекало и из того простейшего факта, что вместе с религией отмерла и мораль, а ее нельзя воссоздать на некой новой общественной основе, потому что главные ее постулаты зиждутся внутри человека, а не создаются отдаленными от его повседневности факторами.
Лозунги о всемерной пользе и свободе, оказались яростными воззваниями о свободе от совести и всеобщей пользе для одних только грабителей и насильников.
Вот уж они разгулялись по матушке России!
А главные разбойники у народа еще и душу его украли, выдав ему на сменку грязное белье диких иллюзий.
Их снизу поддержали «честные воры», желавшие украсть так чтобы хватило на всех поровну!
Что те, что другие, как правило, никаких материальных ценностей сами вовсе не производили, поскольку были слишком заняты борьбой за мнимую социальную справедливость.
От их выспоренных синим пламенем словопрений вроде бы и взаправду могло с чего-то вдруг сгореть в диком аду всякое насилие над всяким без исключения человеческим я.
Но все это были одни лишь глупые и никчемные слова верующих, в несуразную ахинею восторженных утопистов. Поскольку - это не могло быть хоть сколько-нибудь реальной картиной дальнейшего развития человечества и будущего миропорядка.
Но убедительность глупости в ее ослеплении вселенским благом, а как следствии этого дикой горячности.
Ведь душевный настрой этих горемечтателей был впрямь как у узников, вдруг вырвавшихся из темного подземелья на столь долгожданную свободу.
И немедля, ни минуты, эти "достопочтенные благодетели рода людского" тут же преступили к "одаряющему весь мир добром и светом " с одной только их личной точки зрения - занятию.
А именно как тот еще заклятый враг общественного спокойствия и равнодушия к большим и светлым свершениям, они словно репей, тотчас же стали ко всему на этом свете привинчиваться и присобачиваться, дабы распространить как можно дальше, шире и раздольнее… семена своих сплошь надуманных в угаре винных паров и спертого воздуха идей.
И было этих хапуг общественных благ превеликое множество, и оказались они до чего ведь разношерстны во всей своей красе... и сколь же без конца и края обильны в их цветовой гамме.
Декабристы и якобинцы были представителями несколько иной человеческой формации, потому как не имели столь четких убеждений, а одни лишь неистовые чувства и устремления в корне изменить этот мир, но все ж таки и не более того.
Они хотели лишь полнейшего очищения, света вместо вековой тьмы, а не разрушения всех до единого устоев существующего общества.
А большевики смотрели на мир несколько иначе им бы только старое полностью сокрушать.
Деникин в его книге "Очерки русской смуты" пишет об этом так:
"Этот упрощенный большевизм - с типичными чертами русского бунта - проводить было тем легче, что он отрешился от всяких сдерживающих моральных начал, поставив целью первоначальной своей деятельности одно чистое разрушение, не останавливаясь при этом перед угрозой военного разгрома и разорения страны".

А все потому что, они себя на место Бога поставили, так как его по их представлениям просто никогда не бывало в самой природе вещей.
А более ранние пташки "народной воли" были в основной своей массе сторонниками деизма, учения считавшего, что Бог есть, но он никак не вмешивается в управление миром, а сидит себе где-то в сторонке, на завалинке.
А этих новых осветителей тьмы египетской незапамятного от глубины веков рабского и господского быта, от всех прежних еще отличала и одна на всех с виду довольно-таки невзрачная деталь, а именно - святая вера в блаженное бытие, причем гарантированное всем и каждому, акромя отпетых кровопийц и подлых душителей свободы.
И не в ту загробную, светлую жизнь, что в былом и ушедшем, завсегда сколь ведь сладостно была наобещана попами, а в ее вполне земной по воде вилами писаный аналог.
Вот только надо было бы перекроить все заново, по своему, и тогда уж точно великое счастье само к нам нагрянет.
Его приходу в наш век образования и культуры препятствует разве что, одно лишь только засилье старого рабства и замшелого варварства всевозможных унижений и лакейского лизоблюдства.
А ведь как бы не так!
Но дело тут было не в самом по себе атеизме как таковом, а в чьей-то абсолютной убежденности, что мир скроен плохо, и потому его бы надо по-быстрому, на скорую руку переиначить, так как оно пойдет ему же на всемерную пользу, а также окажется всенепременным благом для всего достойного того человечества.
А ведь нельзя же - это окрестить хоть сколько-нибудь иначе кроме как полнейшим идиотизмом, как впрочем, и самое скоротечное лечение мигрени, путем отсечения человеку головы.
Вот именно этим всякая революция и занимается с огромнейшим размахом, судорожно благословляя и боготворя вождей, ведь это именно они и наделили ее таким великим, суверенным правом.
Хотя, что правда, то правда, жизнь сколь же тяжка под гнетом эксплуататоров!
Да, так и есть и, говоря во всем откровенно и более чем объективно, как впрочем, и безо всякого ненужного пафоса, угнетение - оно дикий мрак и явный враг всякого духовного прогресса.
Но деятели лживой коммунистической демагогии его лишь горластее, а потому более прожорливее.
При этом подавление воли и закабаление человека человеком столь же властною рукой невообразимо давно пришло с самым исподним в человеческой натуре в самые укоренившиеся отношения... и тем самым оно всерьез являет собой ничем неотделимое от нашего всеобщего жития-бытия, самое что ни на есть - единое целое.
Можно даже так сказать, что оно впрямь сжилось с нами, как те же кандалы, что когда-то влитую срастались с несчастными узниками старинных подземелий.
И от него никаким насилием не избавиться!
И очень важно, не забывать про то, что именно это такое ведь лютое и вызывающее сильнейшее чувственное отторжение недобро, в сущности, никак не проистекает из самой сути животного происхождения человека, как изначального вида живых существ.
Рабство, некогда, теперь уже в самом отдаленном от нас первобытном прошлом - вовсе не являлось естественным олицетворением первобытности тогдашнего человека-зверя.
Угнетение, и не только в его современной интерпретации, это насквозь явный продукт цивилизации и шлак того возвышенного величия, которое можно лицезреть воочию - посещая великие исторические места.
Да, нет ничего проще явственного понимания того, что данное прискорбное положение вещей, действительно во многом противоречит лучшим человеческим чувствам и сердцу от него бывает нестерпимо больно.
И именно по этой вот причине разум культурных и просвещенных людей столь агрессивно и воинственно противопоставил свои возвышенные принципы этому до чего же поистине плачевному, но веками устоявшемуся, социальному состоянию общества.
Нашлись же умники, что без всяких там лишних бесед и прений, вооружившись до зубов тяжеленным, как булыжник «Капиталом», и впрямь вознамерились, привести весь этот многоликий и совсем ведь не бесплотно окружающий нас мир, во вполне однозначное соответствие чьему-то лучезарно-возвышенному облику и подобию.
А этому эксперименту по наивысшей степени многозначительному изменению в самой сути обыденной человеческой психологии и переустройству всей структуры общественного здания уже заранее была уготована кромешная тьма всех на свете благих начинаний, основанных на одних лишь только наилучших чувствах.
Без соответствующей смекалки и многолетней практической подготовки, как и тщательной обкатки, такие вещи до добра никого не доведут, даже если б речь шла только о создании некой доморощенной артели на экспериментальных принципах производства.
Вот и этому великому (от его радужных иллюзий) почину уже на роду, было вилами по воде написано взять да возродить повсеместно процветавшее в седой древности идолопоклонство со всеми его внешними атрибутами… и прежде всего человеческими жертвоприношениями во имя лучшего, «светлого» будущего.
Вот как пишет об этом Савинков в его книге "То, чего не было".
"Только тот делает революцию, только тот поистине творит будущее, кто готов за други своя положить душу свою.
Слышите? Душу... Все то, что вы говорите, очень верно, очень благоразумно, но совесть моя не может принять ваших слов. Понимаете, совесть... Надо отдать все, уметь отдать все. Только в смерти - ценная жертва..."

Умереть во имя революции или же за родину можно всегда, но только если к тому побуждает внутренняя, а не сугубо внешняя причина.
Однако ж принять такую жертву от других с великим олимпийским спокойствием могут лишь негодяи ни во что не ставящие всякую абсолютно во всем им чужую человеческую жизнь.
А ведь эти грязные ублюдки не только отдельных людей слали на смерть во имя всеобщего блага, но и все свое поколение возжелали всенепременно возложить на плаху всеобщего будущного процветания.
Ради своего преуспеяния на этом поприще, они были готовы пообещать хоть Луну с неба достать.
Вот точно также пылкий любовник склонявший женщину к физической близости в тот самый момент готов был наобещать ей, все что угодно после, но в результате, будучи явным проходимцем, мог поступить с ней сколько угодно подло и жестоко.
Я имею в виду те нравы не сегодняшние.
Деникин в своей книге "Очерки русской смуты" пишет о том, как толпа слепо шла за обещаниями, но такова принципиальная суть обезумевшего от невзгод народа.
Он жаждет быть обманутым любым лучиком светлой надежды, а те, кто жрал от пуза на вольных швейцарских хлебах, на обещания вовсе не скупились.
Вот слова Деникина на этот счет.
"Хотя суровая действительность стояла в разительном, вопиющем противоречии с обольстительными посулами большевистской пропаганды, но она имела действительный, известный успех. И не только в силу ошибок проявленных противниками советской власти, но и потому что не встречала равноценных по демагогической сущности обещаний с другой стороны. Потому что не улеглась еще вырвавшаяся из берегов народная стихия. Народ жил еще миражами, хотел быть обманутым и поддавался соблазну".

Большевики обитали, а лучше всего было бы так это назвать, прямо-таки с жиру бесились в далеких от российских реалий эмиграциях, а вот эсеров боевого крыла больное насилием время довольно-таки серьезно повыкосило, потому, как они рвались в бой с царизмом, а не языком мололи, обильно всякие яства поглощая...
Но одно эти деятели и вправду умели делать более чем первосортно, а именно разглагольствовать о всяких высоких материях и, хотя они были крайне далеки от народных масс, им удалось полностью овладеть простонародным классовым сознанием.
А те, кто с царской властью действительно боролись, шибко сыпать чужеродными словесами вовсе не умели, их лозунгом было дело, а не отъявленная демагогия.
А вот затем, они за то, что боролись на, то и напоролись, тех, кого царская власть не казнила, Коба новый царь жизни лишил.
Но где же первопричина для всей этой дикой лютости?
Все дело лишь в том, что в старом диване узурпаторства в великом множестве завелись алчные до рабоче-крестьянской крови клопы?
Ну, так они там же и при сталинизме остались, только вот обивка куда пожестче стала.
Причем и не могло быть хоть сколько-нибудь иначе!
Уже следуя тому естественному жизненному постулату, что более всех прочих в большой барабан войны с великим общественным злом, бьют, как раз таки те, кому до самой последней крайности охота играть роль главной скрипки в общественном оркестре.
А если уж что тут поделаешь, ну никак ведь не сподобилось в смысле общественного положения, то, что ж тогда делать?
Не сидеть же и рыдать у разбитого корыта своей нищеты?!
Правильно идею в зубы и на щит и марш вперед за наше правое дело!
Так что аристократическое происхождение вполне смогла собой заменить лиана фальшивой идеи.
Вот потому облезлая, взлохмаченная обезьянка, единственное, что до конца гениально умеющая творить, так это лишь более чем виртуозно строить рожи своему вконец обнищавшему народу в самый предельно короткий срок сумела взгромоздиться на новый, импровизированный, германский трон.
Или же, как то было в ином российском случае, таких вот макак кривляк нашлось хоть отбавляй, и они, в конечном счете, оказались одним лишь преддверьем хитрому коту, что сумел превратить всю свою страну в некий большой аквариум, где он мог запросто сожрать любую рыбку, вне всякой зависимости от ее величины и значимости.
Вот что может выйти от желания досадить злу при помощи его же свежих сил.
А сам полнейший разрыв между желаемым и вполне возможным, пролегал через глубочайший овраг совершенно различного подхода в мышлении низов и пресловутых деспотичных верхов, причем по всем своим формам и проявлениям, в плане самой обыденной, житейской логики.
А по-иному и быть-то вовсе не могло!
Поскольку в сознании различных социальных групп человеческого общества в каком-то ином ключе - оно могло себя хоть как-то осуществить в одних лишь только сказках лучезарно настроенной, литературной и окололитературной братии.
Причем их родоначальное древо не является аристократическим в неком духовном смысле, а скорее все же тем же опричным вот только переиначенном в свете европейского либерализма. В связи, с чем все эти Герцены, Белинские, Чернышевские и ополчились всем кагалом на истину, рвя ее промеж себя зубами на самые мелкие ее части.
Об этом еще Чехов писал:
«- Вот они каковы, макаки... - начал фон Корен, кутаясь в плащ и закрывая глаза. - Ты слышал, она не хотела бы заниматься букашками и козявками, потому что страдает народ. Так судят нашего брата все макаки.
Племя рабское, лукавое, в десяти поколениях запуганное кнутом и кулаком; оно трепещет, умиляется и курит фимиамы только перед насилием, но впусти макаку в свободную область, где ее некому брать за шиворот, там она развертывается и дает себя знать. Посмотри, как она смела на картинных выставках, в музеях, в театрах или когда судит о науке: она топорщится, становится на дыбы, ругается, критикует...»

Я, конечно, не могу быть уверен, что Чехов одобрил бы эту мою цитату из его повести «Дуэль» - это уж пусть читатели сами для себя решат прав ли я, используя – эти его слова.
Но в любом случае следуя доводам разума, а не чувств необходимо признать, что никогда не существовало ни малейшей связи между процессами мышления у всяких завзятых любителей сладко помечтать, вкусно отобедав и простого люда, прозябающего в болоте оскуделости и вопиющей нищеты.
Просто ж с жиру беситься свойственно всем кому интеллектуальная лень не позволяет искать исторические примеры развития общества неким иным ненасильственным путем.
А они были, и их было надо только лишь адаптировать на русской почве.
И не пытаться при этом поднять весь народ до своего уровня, а лишь отдельных его представителей, вывести как-то в люди, дав им образование и бразды правления.
А то толпу хотели научить, саму собой управлять, а в результате только короткое время анархии, а затем полное отсутствие всякого здравого смысла под соусом будущего блаженства в коммунистическом раю.
А пока пусть люди с голоду опухнут, они ведь всего лишь уголь в топке мировой революции.
Они должны были в ней сгореть ради безразмерного счастья будущих поколений, что будут жить в сказочно прекрасном воздушном замке несбыточных, существующих в одном лишь воспаленном воображении яростных как ястреб, устремляющийся на добычу - охотников до грез.
Обнищавшая от войн и воровства Россия увязла по самый лоб в зыбучем песке лживых иллюзий… дыма выделяемого сырыми дровами российского либерализма…
Пророки всеобщего будущего счастья вовсе не стремились облегчить рабочим жизнь, а только лишь во всем старались засорить простому люду мозги лживой пропагандой об его непомерной великой значимости.
Именно так и сегодня ведут себя те, кто хочет обчистить лоху карманы путем навешивания ему ушной лапши.
Но рабочим хоть как-то надо было подфартить, ведь они ж были где-то рядом, и имели хоть какой-то опыт классовой борьбы, а крестьянина можно было хоть в бараний рог скрутить, он же ко всему этому был давным-давно привычный.
Он ведь и расписаться-то за себя толком не умел, как-либо иначе, кроме как кривым крестиком, зачастую не вскользь обозначавшим его печальный удел.
Именно для такой вот бедноты насколько - это известно автору и была совершена ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ революция, которая затем целое десятилетие, скромно именовалась "Октябрьским переворотом".
Да только вот на бесчисленных и безымянных крестьянских могилах никто из большевиков крестов так и не поставил, а бывало и такое, что и родным и близким - это было ну совсем уже не по силам.
И они гнили душевно рядом с трупами своих любимых людей, просто, не будучи в состоянии их даже похоронить.
Вот уж оно счастье с голоду опухнуть за великую советскую власть!
Осчастливленные ею отправились в рай, как оно вроде и было положено всем тем, кто много безвинно страдал при жизни!
Ну, так может, эти «заморенные голодом массы» еще должны были от всего сердца отблагодарить большевиков за то, что те своими палаческими действиями, обеспечили им вечное блаженство в ином мире?
Я думаю, что когда комиссары сами в свою очередь отдали Богу душу, они эту святую «благодарность» получили сполна и со сторицей!
А память об их ужасных делах поможет очиститься от грязи прошлых иллюзий.
Ведь надо ж хоть теперь наконец-таки опомнившись, возводить храмы за упокой души всех убиенных антихристом, изошедшим из ада в наш и без того во многом еще ужасно жестокий мир.
А Советская власть – это тот же Люцифер в его самом омерзительном из всех его возможных обликов!
Зло, объявив себя, добром творит чудовищную разруху, и прежде всего в головах.
Однако натворив страшных дел в личной жизни человеку, свойственно хоть как-то сожалеть об этом, а на государственном уровне все должно было быть точно также, и никак иначе.
Но каяться за все содеянное в проклятом прошлом, похоже, что никто так и не собирается.
И кто-то ведь все-таки должен, в конце концов, подвинуть новую власть к пониманию важности данного факта?
Ведь несмотря на то что президент Медведев первым доказал: что российской власти более не безразличны сталинские репрессии, но им все-таки похоже еще лет так на 20 вперед уготована все та же унылая участь быть народным горем, а не тяжкой как гиря ужасной страницей новейшей истории.
Похоже на то, что для официального Кремля так ничего совсем не переменилось и сегодняшним правителям наплевать с кремлевской стены на уничтожение своих же сограждан прежде никогда не виданное за всю историю человеческого бытия.
Хотя вроде давно уже пришла пора осознать столь ведь давно назревшую необходимость дать большевизму, именно ту же самую во всем верную оценку, неистовой и подлой заразы, что и гиблому для всего цивилизованного мира - нацизму.
И не было бы лучшего средства продемонстрировать все осознание этой сколь же вящей в том потребности, нежели чем в сносе всех до единого памятников Ильичу.
Может кто-то, и скажет, что это не он во всем так уж и виноват идею уже, мол, после него Сталин извратил до полной ее неузнаваемости, но это все брехня… с самого начала большевики ленинцы повели себя похуже любых монгольских ханов завоевателей.
Вот конкретный пример их действий.
Пишет писатель Алексеев в своей книге "Крамола"
"— Большевики применили систему заложников! Бесчеловечный прием!
— Замолчи, иуда! — оборвал Бартов. — От хорошей жизни применили! Республика на грани смерти!.."

Как говорится, если республика на грани смерти ведет себя подобным попросту невероятно гнусным образом, то каковой же при ней окажется жизнь ее даже самых послушных граждан?
Зачинателем всего этого зверства был картавый ирод рода людского.
Вот как описал его писатель Куприн, который не сбежал из России, как только там повеял первый ветер революции.
Его маленький рассказ "Ленин. Моментальная фотография" яркая иллюстрация ко всему этому «балу сатаны»!
"В сущности, - подумал я, - этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера. Этот же - нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том - подумайте! - камень, в силу какого-то волшебства - мыслящий! Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая - уничтожаю".

И до сих пор этот самый камень возвышается над центральными улицами очень многих городов бывшего Советского Союза, хотя давно уже пришла пора, вымести его как мусор былой, отжившей свое эпохи, оставив только основания, на которых эти штампованные статуи опираются о пропитанную кровавым тираном Лениным - русскую землю.
И на этих постаментах должны быть установлены монументы всем жертвам антипролетарской революции!
Причем памятники должны быть самые различные, учитывая местный колорит и события, имевшие место именно в этом городе.
Те, кого эта злая, чудовищная несправедливость ни в чем (и, слава тебе Господи, что такие есть) так и не коснулась, так до сих пор и не возьмут себе в толк, что же именно произошло с их великой страной.
Кто был никем, тот завладел буквально всем и превратил немалую часть чужого ему (после всех эмиграций) общества во что-то очень даже себе подобное.
Ведь и образованные люди, невинно отбывавшие долгие, а подчас для них и короткие, как впрочем, и сама их жизнь сроки в условиях ГУЛАГа в эпоху лихолетий - сталинских времен более чем, чем-либо другим, были заняты одними лишь мыслями о еде, тепле.
Причем именно за этим их и отправляли за колючую проволоку и облагали данью ежедневной нормы, псами с нечеловеческими лицами или же с собачьими мордами.
А если говорить о народе, то, несмотря на всю его хватку и зоркий взгляд на все то, что происходит в его стране никуда он сам по себе не пойдет без того самого поводыря, коим и должна быть высокая духом интеллигенция.
Я имею в виду путь разума, а не бешенство крушащее все до чего только дотянутся руки.
Истинный мозг нации не ведет каждого из людей в отдельности за ручку по жизни, а все необразованное население страны в неком общем аспекте бытия, через школу, армию и место работы.
Именно там и должна проявляться в своем вполне естественном, а не в неком выдуманном, фальшиво-патетическом виде забота о простом, необразованном человеке.
Такие люди, даже будучи сытыми - равнодушно пассивны и почти невосприимчивы к любым позитивным изменениям в духовной сфере.
Да, это именно так - российские обыватели зачастую пребывают в полнейшем неведении относительно всего, что касается их человеческих прав и достоинства, а кто ж их к этому хоть когда-то приобщал?
Как раз таки, наоборот, в школе, в казарме, да и в институте всегда существовала система крепостнического рабства во многом процветающего и по сию пору.
А ведь именно молодое поколение, можно было хотя бы попытаться перевоспитать в несколько ином духе.
Но это, ни в коей мере, не может быть навязано, а всего лишь предложено и непременно в виде абсолютно свободного выбора.
Нечто подобное уже когда-то было с большим успехом осуществлено первыми проповедниками христианства среди детей язычников.
Разве воскресный день, став выходным, не облегчил тяжкие тяготы народа?
А все попытки российской интеллигенции посеять семена европейского либерализма на великодержавной почве мелкокняжеской Руси были грубы и безмерно далеки от той реальной помощи, в которой Россия, в те времена столь ведь сильно нуждалась.
Интеллигенция могла бы бить во все колокола по поводу безграмотности русского народа.
Однако ж воистину массовые походы студентов в деревню, начались никак не ранее подлинного и глубокого укоренения советской власти.
А само угнетение бедноты привилегированными классами ликвидировать на сегодняшний день просто-таки невозможно, поскольку оно имеет слишком глубокие психологические и социальные корни.
Ведь зиждется-то оно в самой глубине души бедняка, его прямой и неизменной зависимости от хозяина и любых его прихотей. И что же еще остается тому, кто беден и должен работать «на дядю» кроме как надеяться, что этот самый власть имущий начальничек будет с ним добр, мудр и справедлив.
Власть всякого развращает, так что подобные надежды зачастую себя никак не оправдывают.
Но все ж таки лучше управится с делами тот, кто знает своего работника в лицо. А вот потому он и сможет выслушать все его жалобы на те или иные встречающиеся в процессе его работы трудности.
А вот тот, кто безвылазно сидит у себя в высоком кабинете и уж если вообще чем-то занят так это одной лишь только тупой возней с бесчисленными бумажками для такого дела ну ни в чем ведь не сгодится.
А как же собственно ему обойтись без них? Когда без отчетности в своих действиях нельзя было буквально и шагу ступить?
Необъятный бюрократический аппарат являлся крайне необходимой опорой для становления и процветания государства вечных обещаний.
Потому что советское государство по всей своей форме было организовано в виде шагающего экскаватора, где то, что наверху, оно человек, а все остальные лишь грязь под сапогами.
Ее бы только утрамбовать, как следует, и светлое будущее на целое тысячелетие для малой кучки олигархов было бы этим более чем обеспечено.
А подотчетность – это ведь тоже средство утрамбовки человеческой массы в единый организм с одним мозговым центром.
Вот отсюда и скованность - отсутствие всякой хозяйственной инициативы, а как следствие этого полнейший бедлам и разорение.
Кроме того в условиях революции рабочий, а тем паче крестьянин всего лишь меняет одно ярмо на другое, что явно не в его пользу.
Новые хозяева жизни не могут оказаться хоть в чем-то, (пусть даже и на самую малую кроху казенного хлеба) лучше и честнее тех, что бывали когда-либо прежде.
И это так исходя из того навязчивого (от самой сути явлений природы) факта, что власть достается им совершенно незаконно, а соответственно сему дабы надежно укрепить свои позиции комиссарам потребовалось ликвидировать всех как видимых, так и невидимых их зоркому глазу врагов.
И это элементарно, что раз уж так оно вышло, что новые веяния все перевернули вверх дном и зашвырнули на верхний этаж общественной пирамиды подпольщиков.
Они ведь всю общественную жизнь начали мерить своими же почерпнутыми из своего жизненного опыта мерками.
Никто ведь не сумеет выйти за рамки своего ни в чем так и не ставшего другим из-за каких-либо новых условий существования прежнего - всецело обжитого быта.
А, между тем, крысы тоже ведь те же подпольщики, хотя люди и не интервенты в ими же самими построенных домах. Эти хитрые молодчики (как и всем известные грызуны) орудовавшие принципиально новыми доселе некому неведомыми, новыми понятиями, вполне естественным образом до конца осознавали, что большая часть общества способна проявить себя явным врагом для совершенно нежданных, а зачастую и нежеланных перемен.
Обмануть людей не прожженных в политических интригах было дело ведь нехитрое, но, поняв обман, они ясен пень, что лихо б возликовали, подняв на вилы прежних кумиров, навравших про скорый рай на земле.
И именно ради предотвращения любых возможных впоследствии мятежей и нужно было, чтобы все боялись всех и не доверяли вообще никому, а даже в частности и самим же себе.
А также являлось весьма существенным и крайне необходимым наладить систему тотального контроля, а это соответственно отвлекало от производственных мощностей, людей занимавшихся совсем другим, новым и куда более ответственным делом – отлавливанием врагов народа.
А эти враги народа - были, как правило, людьми самостоятельно мыслящими, и всецело полезными обществу, и без них ему затем стало жить намного трудней и безрадостней.
Причем постепенно для отчетности и поощрения сверху все местные органы начали этих самых недругов Советской власти, просто-таки изобретать.
А центральной власти - это было более чем удобно, ведь чем больше страха, тем более раздольно и сильней власть центральная, и она же во всем и за всех главная.
Но тут был еще один очень важный элемент к "раздуванию мехов" великого террора.
НКВД стало довольно-таки самостоятельной структурой, способной вершить суд не только над судьбами уже попавшими в ее сети, но также на полную катушку всей своей разросшейся плотью стремиться заполучить дополнительный человеческий материал ради его полнейшего усвоения в недрах северных широт.
Поскольку - это давало возможность этой организации, безмерно расширить свое «правое дело», а ведь всякий на ходу разбухающий бюрократический аппарат лишь о том только и мечтает, дабы его кипучая деятельность, процветала как можно шире и охватывала самые заоблачные дальние горизонты.
А вождю все - это было только на руку он ведь для того и выкармливал своих шакалов, дабы они за ним его добычу, вдоволь до отвала доедали.
Как политик Сталин шагал по просторам своей страны, волоча за собой дохлую коммунистическую клячу, а дутый энтузиазм в таких делах лучшее подспорье для успеха ведения за нос максимально большого количества народа.
Он выплясывал чечетку по сердцам своих граждан, и гордостью его было их переполненность любовью к нему их поработителю и угнетателю.
Резкое усиление террора было связанно еще и с тем, что чем круче вираж тайной хитрости доказывающей, что все у нас хорошо в противовес реально существующей невзрачной действительности, тем больше должен усиливаться процесс подавления народного гнева задолго до того, как он набрал обороты и вообще вырвался наружу.
А, кроме того, враждебные устоявшейся власти интриги в высших сферах советского государственного аппарата было возможно надежно предотвратить лишь выделив из своей когорты одного самого великого вождя.
И именно поэтому всякая попытка его переизбрания или любого иного его насильственного увода выглядела бы откровенным святотатством и покушением на все сложившиеся устои общества.
Сергей Снегов в своих "Норильских рассказах" пишет об этом так:
«- Поэтому нового-то своего обряжаете чуть ли не в божество: и гений человечества, и отец родной, и спасибо за счастливую жизнь, и вождь народов всего мира... Нет, брат Виктор, если у кого и есть сейчас эсеровское понимание личности, так у вас. Взяли, взяли вы наш старый культ вождя, да в такую руководительскую религию раздули - даже мы руками разводим».

И было ведь отчего!
Никто из подготавливающих почву для революции никак ведь не мог ожидать, что она приведет к появлению такого вот кровавого деспота как уголовник Коба, на самом пике лишь в целом довольно-таки ничтожного государственного переворота.
Прежняя опричная держава со всеми ее устоями и традициями, осталась практически на своем кровном месте, переменились одни лишь лица, а не ее всегдашняя суть… …акромя разве чего-то одного единственного, а именно только того, что рычаги былого узурпаторства были вновь всецело приведены в полное взаимодействие с карающей олигархической дланью.
Само событие октябрьского переворота лишь впоследствии было прозвано великим именем общемирового грабежа, поскольку главной ее цели во вселенском масштабе добиться так, ведь и не удалось.
А значит, надо было всерьез и надолго обустраиваться на отхваченной большевистской волчьей хваткой территории.
Из чего следует лишь один единственно возможный вывод такое государство должно было быть начисто отсечено от всей остальной цивилизации, а затем и тяжелой пятой террора всецело прижато к ногтю.
Во имя того, чтобы никто даже и помыслить о том никогда не посмел, дабы вернулись прежние времена нормального безыдейного существования.
Так что как оно выходит в большую политику совсем ведь супротив их воли и всякого знания о том оказались вовлечены люди о ней и вовсе-то не помышлявшие.
И никакая преданность идее, вовсе не могла быть панацеей от всех возможных диких бед, так как эта дутая фикция постоянно видоизменялась и человек, чтобы выжить должен был стать бесхребетной и безынициативной единицей большого общественного механизма.
Причем полное согласие ожидалось от одних лишь только получивших из рук большевиков "свободу и равенство" пролетариев, а от любого представителя «народной власти» требовалось согласие продуманное и идейно обоснованное.
А ко всему прочему экономические рычаги такого государства были настолько слабы, что потихоньку вполне всерьез возникает самая прямая необходимость в каторжниках, тех, что будут почти без отдыха трудиться за очень бедную калориями баланду, а иначе такая страна со столь неудобоваримым для человеческой психологии режимом хозяйствования очень скоро оказалась бы полнейшим банкротом.
А с кого же их набирать и загонять за Можай?
Что за глупый и неуместный вопрос?
Конечно же, из классовых врагов, сомневающихся, подозрительных и тех на кого люди кажут.
Лес валили не ради освоения целины, а только для того чтобы затем продать проклятым капиталистам и этим поддержать донельзя шаткую социалистическую экономику.
Россия стала экспортировать в другие страны свои природные богатства, а при царе она вывозила зерно, снятое с одних и тех же посевных площадей, без необходимости расчистки новых земельных участков.
А тут все на целину, как будто народу стало в два, три раза больше, а потому снятого с прежних полей урожая на всех прокормиться вроде бы уже и не хватало?
А может все оттого, что при крайне плохом хозяйствовании, чтобы своих прокормить, куда уж там до чужих, где ранее хватало малого пяточка земли, теперь надо было целых полгектара?
Да, и то с трудом хватало!
Вот потому работа и закипела в виде огромного внушаемого извне энтузиазма - правда с крайне низким КПД.
Вот так право на труд в Советском Союзе стало правом ничтожного раба, человек был лишен каких либо иных (не показных) социальных прав, и прежде всего ранее существовавшей свободы организованного протеста против непосильных условий труда, скажем, на производстве чугуна и стали.
Людей там гибло и калечилось уйма, а все для того чтобы выковать меч способный защитить «великие социалистические завоевания».
И как бы странно - это не выглядело, а в дореволюционной России забастовщиков, не гнали табуном в тюрьмы и не расстреливали на месте, как это частенько случалось во времена становления советской власти.
За саботаж ставили к стенке, а это та же забастовка только разве что лишь переименованная большевиками в некое более жуткое преступление против новой власти, чем при царе являлось убийство его жандармов.
За такие дела революционеров приговаривали по суду после длительного следственного разбирательства, а рабочего отошедшего от станка из-за голодного обморока ожидала пуля в висок, безо всяких прений и дискуссий.
- "Раз спит гад, значит от работы отлынивает"!
И это не какие-то там пустые слова за этими речами стоят конкретные расстрелянные, изголодавшиеся люди и их умершие в нищете семьи, а бывало и того хуже.
Я уверен, что некоторая часть сегодняшних озверелых уголовников - это потомки тех людей, что были сброшены в эту страшную яму.
Предки этих зверей в человеческом облике были честными тружениками, являвшими собой лучшую часть пролетариата, а не тех, что были безропотными рабами, таких которые были готовы вкалывать за жалкие медные гроши.
А вот и подтверждение моих слов от сына века, видевшего все происходящее своими глазами, а не услышавшего все это с чьих-то чужих слов.
Снегов «Норильские Рассказы».
"После великого раскулачивания дети расстрелянных либо ссыльных отцов... Куда им деться? На всех жизненных дорогах - красные огни. Можете поверить, я эту бражку-лейку хорошо знаю. Вся молодежь "воров в законе" из таких: единственный им путь - в бандиты.
- Среди ваших тоже хватает кулацких сынков.
- Даже больше. Блатной мир - социальные отходы революционных переворотов".

Вот так на радость кремлевскому бандиту в стране разбойников развелось видимо-невидимо и, стало быть, народ льнул к власти в поисках защиты от их ужасного произвола.
А то, что рабочие плохо до революции жили так, то еще был не повод бучу устраивать.
80 процентов в прежней России, составляли крестьяне, а вовсе не рабочие и были они основным костяком российской империи.
Землевладение при царе после отмены крепостного права, уже никогда более не было одной лишь привилегией богатых помещиков.
До революции не наблюдалось никакого недостатка в хороших хозяевах, умевших и любивших работать.
И никого не надо было неволить, подгонять, дабы кто-то взял встречные обязательства, выполнил и перевыполнил пятилетний план.
Орудия производства были крайне примитивны, но на одной технике далеко не уедешь!
У человека должно быть желание работать, а идея «все наше» превращается во «все ничье».
А значит, одно только вечное очковтирательство и вранье об общих успехах и могло еще как-то спасти от окончательного экономического краха.
Сергей Снегов в своих «Норильских Рассказах» описывает, как и интеллигенция, в конце концов, начинала постигать, а чего же собственно от нее вообще хотят.
Главное было как можно больше показухи, а не реального труда ведь из-под палки силком, сколько не трудись, а все равно результат будет гораздо хуже, чем при проклятой частной собственности.
«- Вот это туфта так туфта! Почти вдесятеро! Процентов сто тридцать
нормы - ручаюсь головой! Боже, какие мы кусочники в сравнении с Михаилом
Георгиевичем!»

Вот так оно, а кто не понял, тот помер!
Это ж пока панов было хоть отбавляй, и интересовала их, прежде всего, их собственная, личная выгода, а не дутый энтузиазм народа на безбрежных просторах всей бескрайней державы… …тогда ведь такой глупый самообман им был и на хрен-то не нужен.
А вслед за революцией паны вдруг откуда-то снова нарисовались, и стали они куда чванливее, тех прежних.
Потому как начинали свою жизнь в качестве холопов, а теперь вынуждены были прикрываться фиговым листочком дурной филантропии - безоблачного счастья записываемого в уме на счет неких будущих поколений, а вовсе не нынешних людей.
Даже будь это истинная правда, как же можно топить нынешнее поколение в дерьме ради тех, кто еще даже и не родился?
Но большевикам ведь было не до здравого смысла, у них была голая стерва идея и все что они творили со своим народом, делалось только лишь ради нее!
А царем-то вообще самый страшный бай оказался совсем ничего нежелающий знать о том, что не вытекало из его амбиций и адаптированной под них «светлой теории» Карла Маркса.
«Если факты против нас тем хуже для фактов» – это его крылатое выражение.
А вот до революции во владении зажиточного (читайте работящего) крестьянства, имелась своя земля, да и было у этих людей вполне искреннее желание этот свой надел всерьез обрабатывать и не из-под палки и не за трудодни - вместо денег.
Они были не кулаки, а люди умеющие жить достойно, по-людски, а голь теснилась в покосившихся избах, потому что трудиться как надо, дабы жить в достатке, никак ведь не желала и не могла.
При царе Россия кормила своим зерном пол Европы.
Колхозным кнутом и мизерной платой, (да и то вовсе не деньгами) Советская власть никогда б таких успехов не добилась.
А лучшее азотное удобрение – это все ж таки тот же самый навоз из-под коровенки и на его производство не нужно было никаких производственных мощностей.
В СССР, как доподлинно, на личном опыте известно, автору этих строк, к коровнику было просто за версту не подобраться, так там все было завалено этим самым, что ни на есть естественным удобрением, а в то же самое время заводы производили миллионы тонн жуткой химической отравы.
А ведь все равно для производства водки качественного зерна, никак ведь не хватало и его стали в больших количествах закупать в Канаде.
Новые времена, новые веяния, поскольку отрицать покупку зерна уже невозможно ему дали следующее, скользкое определение, мол, зерно было сплошь фуражное.
Но фуражным (на корм скоту) было как раз таки в своем большинстве - зерно советское, и для производства хлеба и водки оно по своему качеству, нисколько не годилось.
Власть большевиков навсегда избавила сельских жителей от рабского труда на чужого дядю?
Отчего же тогда русский крестьянин этого так и не оценил?
Зачем ему в самом начале 20ых годов вдруг стала нужна "Антоновщина".
Землю ему ведь по декрету дали?
А может у него немедленно вслед за тем все, что годилось в пищу, до тог тут же продразверсткой отобрали, что он и сам уже, про то не знал, как у него еще только душа в теле держится?
А батрачество, а иначе говоря, сезонные работы в поле отменить ну никак пока еще невозможно.
В будущем людей смогут сменить разве что одни только роботы.
А сегодня, как и вчера можно единственное, что заменить прежних батраков, на каких-то новых, скажем более образованных.
Надо ж было ликвидировать разницу между городом и деревней, а это само собой подразумевает взаимное движение в ту и другую сторону.
В советские времена при новых сатрапах такими сезонными рабочими оказались студенты самых различных вузов. Что же касается ликвидации безграмотности советской властью, то это было осуществлено с одной единственной целью, а именно ради того, чтобы стала реальностью возможность, беспрепятственно промывать сельчанам мозги при помощи разнообразной наглядной агитации.
Поскольку все новые «иконы» были с восторженными воззваниями.
Что же до мнимой свободы от царской власти, то это вообще полнейшая белиберда.
Так как, если на какое-то короткое время избавить лишь вскользь затронутых культурой людей от угнетения, то, прежде всего, отдаляешь их от так и не слившихся с их духовной сущностью всех признаков культуры и цивилизации.
И вскоре, насладившись всласть беззаконием, они создадут себе ярмо во стократ покрепче, чем было-то прежнее.
Конечно же, возвышенные личности, мечтавшие о революции, имели в виду, прежде всего, справедливое общество без нищих и рабов, однако реальность далеко не всегда однозначно эквивалентна всем нашим наилучшим о ней духовным запросам…
…требованиям к окружающей нас действительности, да и такому вот распрекрасному на одной лишь бумаге или же в светской беседе чувству высшей правды.
Ничего ж не выйдет из попытки мгновенно преобразовать общество в нечто более светлое и праведное...
Само по себе хирургическое вмешательство в тело общественного организма, которому надлежало превратить «Шарикова» в некую чрезвычайно развитую личность была уже заранее во всем обречено на полнейшую неудачу.
Шариков в профессорской квартире эта та аллегория, что так до сих пор и не понята в ее истинном на то смысле.
Можно сколько угодно говорить о том варварском ничтожном существе, что испортило жизнь двум образованным людям…
Но ясным и понятным останется тот явственный факт, что именно они и послужили всеобъемлющей причиной его появления на свет в их квартире, а не сам он туда проник, найдя себе защиту под крылышком управдома Швондера.
Он вовсе не был главным общественным злом, а просто был вынут из своей естественной среды обитания, оказавшись там, где ему было просто не место.
Спекуляция его образом не более чем самооправдание всякой отстраненности от больших общественных дел.
И вот сегодня нет ведь никакого недостатка в таких людях, что используют имя Шариков, как нарицательное, и делают из Шарикова страшенный жупел.
Они, по всей на то видимости просто все разом попросту запамятовали, как же Шариков вообще смог очутиться в профессорской квартире.
А Преображенский, как воистину умный человек, никак не мог узреть в приведенной им с улицы дворняге своего заклятого врага. Поскольку образованным и умудренным жизненным опытом людям, обычно не свойственно ненавидеть то, что было создано их же собственными руками, причем на совершенно добровольной основе.
Исключением могут быть разве что люди до крайности амбициозные и эгоистичные.
А профессор Преображенский вовсе не таков, поскольку явно имел жизненную опытность не от европейских скудных умом стандартов.
Но кто ж всерьез осмелится отрицать столь аксиомный факт его буквально лютой ненависти к Швондеру? И это притом, что она была начисто лишена всякой черносотенной окраски!
А ведь именно Швондера, профессор Преображенский грозился сначала пристрелить, а затем, и повесить на первом же суку.
Причем я так думаю, что, то была не просто слепая ярость, а вполне искреннее и конкретное устремление его высокой и светлой души.
Именно Швондер, вручил в руки Шарикова, маузер и полномочия.
Не заручившись помощью услужливого управдома, Шариков всего-то, что вообще бы смог так это разве что занять вполне естественную для него социальную нишу.
Швондер, олицетворяет собой крайне низменную натуру, во всем своем подходе к жизни, опиравшуюся на авторитеты полоумного большевизма.
Без них он всего лишь чистый лист бумаги весь вкривь и вкось «исчерканный грязными чернилами» имперского шовинизма.
Подобное отношение не было «привилегией евреев», а в той или иной степени относилось и ко всем прочим чужим инородцам. Достаточно вспомнить мытарства Тараса Шевченко в его уральской ссылке.
Шевченко старались всячески извести как творческую личность только за то, что он осмелился развивать украинскую национальную идею.
Не имело ни малейшего значения, пытался ли он противопоставить ее русской национальной идее или же вовсе нет.
Сам этот факт был тягчайшим преступлением в глазах царских чиновников, которые в национальном вопросе были завзятыми шовинистами. «Бей чужих, дабы свои боялись», было их главным постулатом и данью памяти предков.
Но это вовсе не делает русскую глубинку чем-то вроде обиталища невежественных простаков, коптящих небо и трущих задом завалинку.
Писатель Алданов в его книге «Истоки» пишет об этом столичном заблуждении в таком вот ключе.
«Правда, русские писатели испокон веков всячески ругали все такие маленькие города, называли их Глуповыми, населяли их скверными городничими, чиновниками, помещиками, людей же с возвышенной душой заставляли рваться в Москву или Петербург. Однако выходили сами писатели именно из таких городов и, очевидно, выносили из них в душе не только то, над чем издевались. В том же Симбирске или под Симбирском родились и Гончаров, и Карамзин, и Языков, и некоторые другие оставившие по себе след люди».

Народ в российской глубинке действительно прост, невежественен и замордован еще «со времен царя гороха», но интеллигенции все же стоило бы хоть иногда, но вдумчиво припоминать и такое важное в истории имя как «Михайло Ломоносов»!
Деятельность сына поморского рыбака позволила открыть другие имена, куда помельче, но эти ученые мужи тоже ведь внесли свой весьма ощутимый вклад в общее дело науки.
А в случае принципиального отсутствия Ломоносова, как всякой исторической личности эти люди, так и сгинули бы в безвременье безвестными, никчемными простолюдинами 18 столетия.
«Ломоносовых», конечно, раз-два и обчелся, но гениев всегда было мало и оттого они столь бесценны.
Королев, выдающийся гений советской космонавтики при Сталине махал кайлом, а вот дал бы он там дуба, и тогда что?
Стал бы тогда Гагарин первым человеком в космосе?
А сколько же еще имен никому неизвестных, как и открытий, никогда так и не осуществленных сгинуло за колючей проволокой сталинских лагерей?
А все, потому что сочетание чего-то очень ветхого от древности и совершенно нового - это огромное социальное бедствие для отдельно взятого государства.
Общество являет собой крайне сложную во многом хрупкую структуру и любая его реконструкция должна осуществляться исключительно в виде легкого изменения в ныне существующем порядке вещей.
Поскольку любые перемены должны быть тщательно согласованы и обдуманы по принципу «семь раз отмерь - один раз отрежь». В точности, как это с успехом происходит уже на протяжении многих и многих столетий в старейшей во всем мире британской демократии.
Противоречия, сталкивавшие лбами Россию и Англию тут совершенно непричем, поскольку революция - это французский импорт, а ее философское осмысление и обоснование немецкий.
Но если вернуться из области невоздержанной, хотя внешне и сухой политики в область суровой реальности, то выходит оно вот что.
Разрушение каких-либо устоев цивилизованного общества, даже если оно где-то и в чем-то так до сих пор и находится на стадии глубокого примитива, как бы это ни было печально - неизменно приводит к его полнейшей моральной деградации.
Любое социальное зло надо бы выкорчевывать до самых глубоких его корней, доискиваясь до затаенной в дебрях дикости его изначальной первопричины, а от яростных сражений со всеми имеющимися его последствиями, добро лишь терпит поражение и само в свою очередь засоряется диким злом изнутри.
Потому что насилие порождает одно только насилие и им нельзя с толком воспользоваться против большой группы людей без конкретно ощутимого для всех их пряника за хорошее (в будущем) поведение.
И самым наиопаснейшим из всех возможных ситуаций, можно было бы так вот прямо и остро охарактеризовать то более чем критическое положение, когда террористы фанатики не только не порицаемы культурным и образованным обществом, но и более чем явственно аж всем нутром ощущают не очень-то скрываемое сочувствие к их черным делам.
А ведь их целью было уничтожить всех, кто по своей должности не соответствовал их узколобым представлениям о чести и благородстве - от министра до полицмейстера.
Эти люди по "светлым их духом" революционным понятиям уже самой историей были заранее обречены на скорую погибель и лишь за то, что олицетворяли собой лицо ненавистного всем левым либералам государства.
Первая же кровь, даже в том самом пиковом случае, когда речь шла о самом распоследнем негодяе, скажем так генерале Трепове… была смертью нормальной законодательной системы.
Вполне возможно, что его вполне следовало казнить по приговору суда,
но не могла его бессмысленная казнь означать ничего иного кроме разве что того самого, а именно того что уже приближается неотвратимая буря бессмысленного разрушения, которая надолго накроет алую мглою всю огромную страну.
И почти все последующие жертвы террора окажутся, как бы - это не было печально, главными хранителями законности, ярыми противниками кровавой вакханалии, и вот потому ради торжества царства мрака их и было архиважно уничтожить первыми из числа всех остальных - наилучших из миллионов граждан империи.
Некоторые ассоциируют эти события с неким национальным заговором, хотя все это абсолютная чушь!
Не стоит так уж яростно возносить над собой как флаг, вырванную из контекста фразу из вавилонского Талмуда, она ведь отображала свое время и тогда имела весьма своеобразный смысл.
«Лучшего из гоев убей» было написано в те времена, когда еще была жива надежда на скорое возрождение еврейского государства.
Книга третьего века нашей эры в еврейском доме всегда была светочем во тьме, а не постулатом обыденных истин.
Им оно было только короткое время после своего написания.
Опыт не столь далекого в те времена прошлого научил евреев, что самую большую греческую армию можно рассеять, если убить их командира, так оно и было при Маккавеях за шестьсот лет до этого.
Если же вернутся к современности, то разрушение русского государства было очень выгодно Европе, которая могла тем самым получить под свой протекторат новые земли, а также Америке, которая уже тогда всерьез почувствовала, что там, на востоке поднимает голову исполин способный затмить собой ее славу.
Российские евреи, которые кроме своей национальности во всем остальном те же самые жители России, что и все прочие народы, ее населяющие, всецело разделяли с ней ее судьбу…
Сама мысль о кознях другого народа против своего, как правило, оказывается сущей ложью…
А ведь легче всего найти кого-то другого за все и вся ответственного… любой дурак именно так, и делает, а умнейший, но крайне амбициозный человек тот же самый «дурак в шестом измерении прямоугольный».
Но признавать свои ошибки означает «пасовать перед трудностями» найти какого-то облезлого старого еврея, который виноват во всем, Во всем, ВО ВСЕМ…
А на САМОМ-ТО деле лес реальной жизни запросто сам собой заболачивается, и в нем заводиться всяческая нечисть, когда интеллектуальная элита живет за какими-то высокими облаками, лишь изредка спускаясь вниз для беглого осмотра и не более того.
Братья А и Б Стругацкие к вящему примеру, коснулись своим пером данного совершенно неуместного во многих аспектах жизни ужасающего положения вещей – в их повести «Улитка на склоне».
Домик «человеческой улитки» - это ее накопленный веками опыт цивилизованного существования.
В России он был уж слишком-то мал, так что нет в том совсем ничего удивительного, что во время приключившейся дикой непогоды российской государственности просто напрочь снесло "крышу".
И это так поскольку совесть и религия являются единым целым у человека, которого не коснулась широкая длань просвещения.
Воинствующий атеизм в России, привел к нивелированию 1000 летнего развития гуманности.
Бывший ученик духовной семинарии создал из самого себя новый языческий культ. На его портреты, правда, официально никто не молился, но в его честь произносились дифирамбы воистину религиозного содержания.
По всей стране зазвучали истерические покаяния тех, кто в чем-либо даже и невзначай (без всякого на то злого умысла) согрешил против родной коммунистической партии, а сказать точнее против ее бессменного, пожизненного генерального секретаря - Иосифа Сталина.
Это также было признаком нового культа, причем не культа личности, как это принято считать, а культа языческого идола, непогрешимого и грозного, как сама богиня Немезида.
Этот обожествленный идол, требовал крови не только для устранения своих врагов, но и ради доказательства своей насущной необходимости народу, которым правило не правительство, и даже не один человек, а железная маска бесчеловечной идеологии, всецело отрицающей само право человека на его личность.
Да, правда, кто же может сказать хоть слово супротив того, что христианство в руках католических фанатиков, превратилось в явное орудие уничтожения всего того, что хоть в чем-то возвышалось над безликой серостью в дни фактического правления средневековой Испанией - апостолами дьявола святой инквизиции.
Но тут сама собой напрашивается прямая параллель с советской системой зомбирования личности.
В те темные времена бывали даже такие случаи, когда пастух, у которого волки загрызли овцу, спешил довести до сведенья святой в его глазах инквизиции, что он проклял в горах, вдали от всякого человеческого жилья одного из святых мучеников.
А дело тут было в том, что для него инквизиция олицетворяла собой всевидящее око Бога.
И те люди, что так или иначе придают себе некий “божественный облик”, служат одному лишь культу своего озверелого садизма и ничему иному.
Ничто другое и не могло быть их предназначением или воду из колодца носить, или же людскую кровь лить, (и то и другое по приказу свыше).
Во времена «святой» инквизиции таким макаром - жертв религиозного произвола заставляли признать свою дружбу с дьяволом и его проявлениями на этой земле.
В другом же более позднем случае им вменяли в вину козни против новой власти как всегда лучшей из всех, что когда-либо существовали на этой земле. Что в человека нальешь, то из него затем наружу и польется.
А сама причина нелюбви духовных вождей этого откровенного быдла к ярким выдающимся личностям проста и до боли ясна. Эти люди были потенциально способны отнять у них столь вожделенную ими власть.
И чтобы отбить у всякого к тому охоту, и нужны были бездушные и самоуверенные жрецы подлого от его искренней святости садизма.
И вот палаческий механизм инквизиции, в СССР возродился в полном его объеме…
Большевизм вообще с самого своего возникновения, опирался на наивных детей своего времени, всерьез поверивших, что на пути к всеобщему счастью и прогрессу костью в горле стоит не косность человеческого мышления, а весьма конкретные, подлые личности - эксплуататоры.
А затем их не стало, но нарушать старую добрую традицию было совсем ведь не с руки, а значит, враги кто бы они ни были обязательно должны были себя обнаружить.
В то числе и ради того, чтобы стать козлами отпущения за все наши «временные трудности».
А ведь еще с самого истока всех общественных начинаний в представлениях рядовых большевиков об окружающем их мире буквально изначально… начисто отсутствовал любой хоть сколько-нибудь конструктивный подход к жизни… они апеллировали к вере в светлое будущее, как к оправданию любых, самых невообразимо диких зверств настоящего.
А на их действия и вовсе-то не было, да и не могло быть никакого суда, так как революционеры по их же убеждениям действовали во благо всего остального человечества, и им было дано в силу их глубокого невежества истово всей душой поверить в этот наглый и нелепый бред.
Точно также их предки молились Богу, прося у него милости, а теперь они, значит, решили взять их все сами и без всякого на то спроса.
А все, потому что в душе эти люди во многом так и остались теми же язычниками, сменив идола на холме на идола в храме.
Я не оскорбляю чувства верующих, а только указываю на проблематичность восприятия христианских догм людьми, не знавшими ни грамоты, не своих простых человеческихъ прав.
А ведь и Гоголь об этом же писал в его гениальных "Мертвых душах".
"Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический".

Язычество действительно осталось на Руси в виде старого похмелья - это Гоголь отлично подметил, недаром он классиком стал. Язычества давно нет, а похмелье от него и его тяжкий дух так ведь и остались.
Причем не только Гоголь отмечал - это свойство русского характера, но и исконно русские люди, безумно любящие свой народ вполне разделяли его взгляды по этому вопросу.
Вот тому явный пример.
Радзинский "Иоанн мучитель"
"Ибо, к сожалению, как справедливо отмечал наш великий историк Соловьев, русский человек не слишком изменился с IX века, со времен силой уничтоженного язычества. Людям было трудно понять, почему надо возлюбить ближнего, как самого себя. Приходилось доказывать по язычески – выгодой.
Поразительное сочетание христианства с язычеством в душах людей отражает нравы Московии. Именно поэтому столько внимания и уважения здесь уделяли церковным обрядам – это были своеобразно преломленные в сознании вчерашние языческие заклинания".

А поскольку жизнь проистекает из тривиальности, а не от возвышенных устремлений, естественным следствием насильственного подъема может быть одно лишь дикое падение в пропасть оставленных уже далеко позади безумных вакханалий - далекого прошлого.
Мир, ушедший от нас оживает легче простого, а новое рождается в тяжких муках совместных (между всеми членами общества) раздумий о выборе дальнейшего пути развития.
Мнимая примитивность "легко достижимого" счастья могла лишь послужить причиной великого горя народа, поскольку вериги вековой тоскливой обыденности невозможно снять, просто скинув их с себя.
Все в жизни общества должно происходить постепенно, потому что обоз прошлого очень малоподвижен и его тянет назад, а не вперед.
Движение назад, будучи подано в качестве устремления резко вперед - великолепно сыграло в России роль злого демона искушающего неопытные сердца, будущими благами для потомства, а не для людей живущих ныне, а проще говоря, прямо сейчас.
Вот так оно и было с крепостничеством, надо было лишь только его как-то по-новому обосновать и всего делов.
А идеологии социальной справедливости - это как раз и есть бич 20 века, он стал временем засилья демагогии и именно из-за нее и были предприняты горькие по их плодам попытки в кратчайшие сроки добиться всего того, что только начало зарождаться в виде неких теоретических выкладок.
Для практического осуществления этих идей уйдет еще не одно только тысячелетие.
Одного желания, да и собственно логического понимания, как именно все это должно, в конце-то концов, выглядеть очень даже мало, нужны также и конкретные знания, как это бы надо все на деле осуществить, и не на одних лишь высоких облаках самых наилучших намерений.
Не зная ничего об управлении государством продвинуть его вперед по пути прогресса никак не выйдет, а можно лишь повернуть его вспять в темные века средневековья.
И вот как следствие новой общественной жизни бывшие кухарки и лакеи стали заправлять в новом государстве.
Однако им и часа не удалось бы удержаться у кормила власти кабы, они не заручились активнейшей поддержкой небольшой, но ярой части интеллигенции.
В России жили люди, которые с радостью встретили революцию, как самое наиблагое избавление от вековых пут царизма.
Главная беда заключалась в том, что в их очах горел огонь, позвавший за собой других - просто наивных людей.
Ведь и до сих пор есть такие, что впрямь без ума от «сладких пирогов книжных истин», и, как всегда ранее эти люди и по сей-то день, буквально на дух не переносят «сажу из печи» жестокого опыта их практического воплощения в обыденную жизнь.
Поэтому все, что неприятно их взору такие сияющие внутренним светом индивидуумы, запросто во всем игнорируют, как несуществующее в самой природе вещей.
Подобный подход обусловлен желанием превратить будущее в настоящее, вовсе не ожидая пока сама собой отомрет всякая дикость прошлого.
А ускорить этот процесс возможно, только лишь искореняя невежество, а, не вытаптывая сады райского блаженства, построенные на народных костях.
Потому что такие вещи должны быть подготовлены в моральном, а не убогом ампирно-эстетическом ключе, как того всегда столь «хотели и для того потели» классики русского либерализма.
И дело тут вовсе не в том, что высокохудожественные идеалы хоть в чем-то грешат против святых истин социальной справедливости, а скорее все-таки в том, что всякая теория зачастую опережает, почти всегда плетущуюся у нее далеко в хвосте - обыденную практику.
Именно поэтому удачные социальные эксперименты могут являться одним лишь следствием накопленного опыта по ведению житейского быта, а не чьей-то, «ослепленной молнией прозрения» горячностью.
Причем, неважно происходит ли это в заводской столовой или на политической кухне огромной империи.
Ничего лучшего, чем все повернуть вспять власть толпы придумать просто не в состоянии.
И вот после театрального захвата Зимнего дворца большевизм, тут же начал повсюду завинчивать гайки, уничтожая в самом зачатке всякую возможность ему маломальского сопротивления.
Вот в этом и был заложен весь прагматизм этих самых конспиративных правителей, а во всем остальном коммунистический строй был дурнем с печи слезшим, и вовсе ведь не более этого.
Так что лишенная поддержки со стороны думающих людей такая диктатура была бы быстро свергнута белым движением и осталась бы в истории, как большевистский мятеж в период полного безвластия.
Однако Россия в те времена буквально разрывалась на части между силами реакции, в связи, с чем была весьма легкой добычей для любого тиранства, как левого, так и правого.
Важно было лишь подобрать ключик к общественному сознанию, а в какую сторону делать поворот было делом техники и чьего-то хитроумного проворства.
Ведь чуть ли не первым шагом временного правительства, которое оказалось временным не по одному только своему названию, но и по всей своей безотрадной сути явилась мартовская амнистия уголовников, что привело к дестабилизации общественного спокойствия в стране в целом и в столице, в частности.
Это было сделано исключительно ради того, чтобы народ попросился обратно в хомут и не рвался бы более с цепи.
Ярмо было-таки найдено, и Россия была превращена в огромный острог, тюремщики которого в своих мечтаниях расширяли его до размеров всей нашей планеты.
У "проклятого прошлого" на это нашелся очень даже внушительный и весьма достойный ответ.
Дикость как культ стала противоположностью «красивым словам» о светлом и недалеком будущем.
Фашизм в 20 столетии возник в виде “антител” старого мира, супротив величавых коммунистических сказок о близости оазиса счастья. Конечно же фашизм, как абстрактная идея возник несколько ранее корни его в романтических сюсюканьях, столь свойственных германской литературе 19 столетия, но он вовсе не нашел бы себе почитателей среди адски злых, но умных и образованных людей.
Очень жаль, но таков уж неоспоримый исторический факт, а если бы это было хоть как-то иначе еврейский народ, не потерял бы при Холокосте треть от своего мирового исчисления.
Одним из ярких исключений из этого общего правила являлся сам бесноватый ефрейтор Гитлер, который был гением серой толпы - отлично понимавшим ее низменную психологию. Массы обнищалого и униженного немецкого народа слушали его как спасителя, как попа Гапона в 1905 году.
Толпа ведь податлива как воск в руках таких вот изуверов, обещающих ей величайшую будущую радость безбедного существования.
Но это всегда предназначается не для всех и каждого, а лишь для неких особых и избранных.
Серой массе обывателей внушается, что они-то уж точно и есть эти самые «избранные», причем все без всякого на то исключения.
А другие чем они - это грязь под ногами, которую грех не вычистить, дабы далее оставшимся жилось хорошо и раздольно.
Уж коли кому - это вовсе неведомо или он об том совсем уж запамятовал, напоминаю: по плану Барбаросса, полагалось оставить в живых не более двух, трех миллионов русских людей после окончательной победы фашизма, если не во всем мире, то хотя бы на евразийском континенте.
Немцы слов на ветер совсем не бросают, они народ деловитый и скрупулезно следующий всем своим намеченным планам.
А из этого следует, что печи Освенцима ни на миг не прекратили бы свою работу, окончательно покончив с последним в мире евреем, а в них стали бы столь же методично сжигать этнических славян, арабов и негров.
А все же оставленные нацистами в живых учитывая жуткие условия их содержания (в хлеву, как скотину), наверное, еще, ох как позавидовали бы давно усопшим.
Конечно, найдутся люди, которые скажут, что, мол, цивилизация такого б никогда и ни за что не допустила!
Однако я полагаю, что им бы вполне всерьез стоило окунуться в мир книг людей вернувшихся из ада советских лагерей и, как следует, призадуматься, а как же собственно цивилизация смогла закрыть глаза, к примеру, на коллективизацию.
А может ей, всегда было (извиняюсь) начхать на все, что когда-либо творилось в мире дикости и жестокости?
И сегодня ведь тоже далеко не все желают вчитываться в слова своих современников о вопиющих фактах, присущих нашей эпохе.
Для некоторых людей существуют разве что только отдельные черные пятна на теле истории 20 века.
Одним из таких пятен в их восприятии, безусловно, является 1937 год.
Как будто кровавый террор против своего же народа не начался еще в 1917.
Подлинные события этой дикой и ничем неоправданной со всякой политической точки зрения мясорубки не поддаются никакому описанию и их логический анализ чреват не занижением количества жертв, а их еще значительным увеличением, учитывая и тех, кто в итоге этих событий - просто перестал быть человеком.
Сами народы, населявшие шестую часть суши уничтожались, как прежние самобытные образования, дабы превратиться в беспомощную, серую массу рабов, непомнящих своего родства.
Вот конкретный тому пример.
Писатель Андрей Платонов в своей повести "Котлован" пишет.
"- Поставим вопрос: откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи!
Он бы и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм"!

Фашисты имели планы осуществить такие социальные преобразования с другими нациями, коммунисты же проявили максимум смекалки, на деле провернув - это со своим собственным народом.
Были уничтожены многие национальные поэты или же их приручили, чтобы они пели оды всякой дури, как это случилось к примеру с Пабло Тычиной - хорошим украинским поэтом, человеком знавшим множество языков.
Этот всем своим мозгом интеллигент начал писать стишки типа «Трактор в поле дыр дыр дыр мы усi стоiм за мiр»

То же самое произошло и со многими другими национальными поэтами не желавшими разделить участь Мандельштама!
А нацисты успели только лишь отчасти уничтожить польскую интеллигенцию, дабы создать для поляков ее ущербную копию, которая была должна впоследствии завопить о благе нацизма и его величии в духовном развитии умственно-отсталых народов.
Большевики являлись наилучшими учителями нацистов и те просто последовали их примеру.
Как это уже было сказано выше, не будь советской власти, и мир, скорее всего, так никогда и не узнал, что же такое фашизм во всех его дьявольских свойствах и проявлениях.
Как заметил гениально почувствовавший свою гибельную для всей истинной культуры эпоху драматург Евгений Шварц «Единственный способ избавиться от драконов – это иметь своего собственного».

Германская буржуазия обрела себе весьма зыбкую, но казавшуюся вполне надежной славную защиту в виде звериного лика коричневого дракона из-за ее буквально панической боязни перед красным.
До новых времен технического прогресса во много раз опередившего всякое духовное развитие у человека современного (вряд ли во многом разумного) - существовали в основной их логической сути, лишь два ярко выраженных класса - господа и рабы.
Абсолютная власть зачастую всецело развращает даже более чем достойных по самой их природе людей. А что же она тогда способна сотворить с негодяями вооруженными, до зубов идеологией, извращающей и всецело опровергающей все основные понятия цивилизованного общества?
Основой их действий были величавые теории, которым экстремисты вроде Маркса и Ницше, придали форму обработанного алмаза диктатуры, какого до них еще не знала история.
Конечно, среди тех, кто воплощал эту идею в жизнь, имелось не так уж и мало, воистину хороших людей, но тут как всегда сработал принцип впервые открытый еще нашими далекими предками. «Добрыми намерениями уложена дорога в ад».
А от себя я хотел бы еще добавить, что она к тому же еще прямая и бесповоротная.
И вот во времена новой просвещенной эпохи нашлось немало желающих подтолкнуть колесо истории в том, что касается его морально-этической стороны.
А это как раз и есть именно та «ось, приложение к которой требует самой МАКСИМАЛЬНОЙ осторожности».
И факты говорят сами за себя, что подобное воздействие приводит только к откату назад в прошлое. К возрождению инквизиции (НКВД) и к возникновению новых средневековых гильдий (колхозов).
А горец, взявший в свои колченогие “лапы царственный скипетр” был лишь пешкой, внезапно для самой себя вылезшей в ферзи.
В Сталине слились черты азиатского тирана, и римского императора. Это подлинная встреча востока и запада при самых трагичных и поразительно жестоких на то обстоятельствах.
Судьба России служившей буфером между Европой и Азией всегда была сколь же горестной.
Советский режим стал более чем естественным продолжением царизма, разве только без его утонченной мягкости к политическим преступникам, вызванной духовными устремлениями европейской мысли, что буквально на лету подхватывалось в России.
Красивые идеи и их осуществление в повседневной практике более чем серьезно разнится, как по времени, так и по конкретным делам, которые будет необходимо провести для их всенепременного осуществления.
В Европе, кое-что из этих светлых общественных преобразований уже давно привилось, и было вполне разумно осуществлено в обыденной житейской практике.
А в тоже время большевики во их "святое имя" почти сплошь вытравили на Руси творческую мысль, а также не казенный подход к делу... и главное что из душ целых поколений.
Во скольких безымянных рвах огромной буквально залитой кровью империи лежат те, кто взяток не брал, и кому за державу было обидно?
А кроме того немало хороших и честных людей заплатили жизнью за наличие у них гражданского сознания. На языке большевиков это называлось «зачисткой района от вредного элемента».
После Октябрьского переворота во Францию, и в кое-какие другие нормальные государства, переселилось более 1,500,000 человек с высшим образованием.
Советский Союз утратил богатейший интеллектуальный потенциал, о чем теперь можно только лишь горько сожалеть.
К тому же Советская власть всегда была обращена к народу дулом амбразуры и не только в целях его полнейшего устрашения.
Люди, что могли бы применять свои интеллектуальные способности ради создания благ и удобства граждан своей и других стран, тратили свои силы, выжимая буквально все соки из своего ума, на одно лишь сотворение всевозможной военной техники.
Кто-то про себя может и подумает, что раз уж он мол, он жил в великой империи то ради ее грандиозных планов и величественных как древнегреческие мифы главных интересов можно было в чем-то немало пожертвовать своими личными удобствами.
Однако, к примеру: та же американская империя за время Второй Мировой войны в два раза увеличила свой золотой запас.
Это было сделано не за счет весьма активной добычи золота на исконно русской Аляске, а именно в связи с наплывом через океан советского золота, которым оплачивались поставки оружия и боевой техники в Советский Союз.
Да и после войны страна, имевшая возможность делать деньги на продаже своего оружия отдавала его - за так вроде бы как в долг своим союзникам, под дружные обещания когда-нибудь за него так уж всенепременно расплатиться.
Вот, к примеру, африканская война между Эфиопией и Этерией.
Обе стороны воевали советским оружием, даденным в разное время даром за радостные слуху советских бонз доблестные обещания выбрать именно социалистический путь развития.
А подобные политические дела неминуемо сказывалось на уровне жизни трудящихся, а правильнее было бы изречь "горбатившихся" на это самое государство его граждан.
Из их зарплат было заранее изъята плата за бесплатное образование, медицинское обслуживание, содержание режима Кубы, а также и на военную и экономическую помощь дружественным СССР «папуасам Новой Гвинеи».
В подобных условиях было более чем невозможно рассчитывать на трудолюбие народа, который прекрасно осознавая, что его откровенно грабят, сам тащил все, что плохо лежит. Этим, однако, только лишь ужесточая условия своего безрадостного существования.
А все ж могло быть совершенно иначе, учитывая тот всем известный факт, как охали, да ахали иностранные специалисты, когда им демонстрировали образцы ранее сверхсекретной военной техники.
У России была отобрана возможность вполне успешно конкурировать с Японией, в области создания самых современных изделий ширпотреба.
Ведь тогда б русские телевизоры, видеомагнитофоны, стиральные машины и на самом-то деле, а не исключительно по одной лишь изначально лживой красной пропаганде ни в чем бы, не уступали лучшим мировым образцам.
Опыт Японии, превратившейся из полуфеодального государства, в сверхсовременную державу, может послужить лучшим подтверждением моим словам.
Но для этого нужно было подтолкнуть колесо истории не в этическом, а в политическом смысле, что всегда приносило пользу, когда речь шла о разумных реформах.
После выражения народного гнева в 1905 году, и впрямь надо было положить конец царизму, оставив монарху одни лишь отдельные церемониальные функции.
Однако испуг страшного русского бунта посодействовал российской интеллигенции, отказаться от всякой поддержки державы, до такого ж жутко варварского состояния доведшей свой собственный народ.
Как будто бы последний самодержец, был лично в ответе не только за его безволие, но и за все грехи его нечестивых подданных.
Но все ж таки последнему царю надо бы воздать вполне по его нескромным заслугам в деле расшатывания, собственного трона.
Дума едва ли являлась чем-то большим, нежели откровенной видимостью демократии и одной лишь условной для обеих сторон бесконечной и бессмысленной говорильней, так ни о чем действительно важном.
Идею оголтелой болтовни всячески спонсировал и раздувал сам царь.
Вот два свидетельства друга его детства.
И. Сургучев. "Детство Императора Николая II"
Жорж однажды похвалился, что он может показать, как маме кланяется Хоменко, но условие: мы должны съесть по пол ложки песку. Я отказался, но Ники с заранее смеющимися глазами съел и к вечеру был болен, и пришлось вызвать Чукувера. В «игральной» комнате всегда была горка песку.

«Что это? Откуда яма? Кто допустил?!
Теперь догадываюсь, что у него промелькнула мысль: не было ли здесь покушения на детей? Но Нику снова схватил хохотун, и он, приседая, чистосердечно объяснил отцу все: как я вчера поколотил его за шар и как он мне сегодня отомстил.
Великий Князь строго все выслушал и необыкновенно суровым голосом сказал:
— Как? Он тебя поколотил, а ты ответил западней? Ты — не мой сын. Ты — не Романов. Расскажу дедушке. Пусть он рассудит».

Из этих двух сценок отчетливо проглядывает внутреннее естество Николая Второго.
Он был человек безвольный, слабый духом, хитрый и легко подпадающий под чужое влияние.
А при таком государе государство на Руси не могло не пойти прахом, потому что без толкового царя, все его законы никто не соблюдает, а идет форменный грабеж и междоусобица между сущими разбойниками, то, что затем смачно обсуждается во всех кулуарах власти, причем буквально на всех ее этажах и ступенях.
То есть и до того этого хватало, но при последнем беспомощном самодержце оно до такой последней степени обрыдло обществу, что неудивительно его более чем двоякое отношение к революции, а будь это иначе все бы само собой заглохло.
Но наивная вера крепка!
А машина законодательного крючкотворства вводящего народ во искушение своими сладкими обещаниями не есть большевистское изобретение, а только то что досталось им по наследству от Думы.
Еще Лев Николаевич Толстой в «Войне и Мире» упоминал о том, на Руси законов много, а исполнять их некому.
«Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать».
И Салтыков-Щедрин пишет о том же самом в его книге "История одного города".
"Как нарочно, это случилось в ту самую пору, когда страсть к законодательству приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами, как никогда не кипели сказочные реки млеком и медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта".

Так что это не мнение какого-то одного классика.
Производить мертвые законы оно, куда ведь легче, чем соблюдать давно написанные - это верно и делом занят и деньгами государственными втихую ворочать, никто ведь не помешает.
Главное, старшее начальство слушать, а остальное пребудет тому, кто ухо востро держать будет…
Так что выходит, что бездумная исполнительность есть свойство российского чиновничества.
Вот как об этом отзывается Вилли Токарев в его песне "Высоцкому"
Сколько было ретивых, верноподданных слуг,
Что загнали поэта в заколдованный круг!..

Или как то было у Грибоедова в его «Горе от ума»
В мои лета не должно сметь
Свое суждение иметь.

Чацкий
Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы?

Молчалин
Ведь надобно ж зависеть от других.

Чацкий
Зачем же надобно?

Молчалин
В чинах мы небольших.

Или же, так как об том писал в прозе Лев Толстой в его романе "Война и мир".
"Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе".

Все везде от барской воли зависело.
"Барин приедет, он нас и рассудит" это лейтмотив русской жизни испокон веков.
Но это не свойство самого народа, а одних только условий, в которых он живет.
Будь между Россией и Азией какие-нибудь серьезные природные препятствия, и такому на ней никогда б не бывать.
Постоянные набеги требовали одного крепкого кулака, а то ж всем было несдобровать.
Но рука та должна была быть жесткая, а иначе у власти сами собой вырастали большие и малые головы, и они творили, чего им только вздумается, в любом не в одном лишь только экономическом, но и в политическом смысле.
Веяния с запада, несли бациллы отравляющие мозг прекраснодушием и новоявленной дикостью призванной уничтожить всю старую барскую лютость, и зажить в мире и согласии как людям изначально и было предначертано еще в старые добрые времена - каменного века.
С тех времен остались иллюзии о жизни в общине без власти помещиков и фабрикантов.
Но кроме саблезубых тигров, тогда еще было множество смертей от голода, болезней, а социальная среда носила те же черты, что и сегодня только в неком - зачаточном состоянии.
Но та же Европа так и осталась дикой только перекрасила и преобразила ее изначальную дикость в иной цвет, но внутри все как оно было, так до сих пор и осталось.
Россия как пересечение всех дорог подвергалась влияниям, завоеваниям, нападениям со всех сторон и свойства ее народа включают себя как азиата, так и европейца, но без его практичности и пренебрежения к ближнему за то, что он иной по крови своей.
Всякое другое отношение есть исключительно лишь европейское влияние, и новоявленные фашисты зря бьют себя в грудь, называя себя русскими.
Потому что они неэтнические западноевропейские вандалы и корни их психологии в отрицании русской широкой души, путем надевания на нее швабского намордника…
Это так еще с тургеневского Базарова пошло.
Но мало того верховная власть в России к тому же еще и гипертрофировала все европейские черты, что доносились до нее с попутным ветром.
Это касается и преемственности форм власти, поскольку России нужна была не Дума, а те самые повсеместные автономные выборные советы, которых никогда на Руси не было.
Исключением может быть только новгородское Вече разогнанное Иваном Третьим и физически истребленное Иваном Четвертым.
В то же время выборные органы солдатских депутатов есть всего навсего самодержцы, из окопных клопов паразитировавшие на общей пролитой нацией благородной крови в непонятно кому вообще нужной войне, дабы насладиться всласть беззаконием ими же самими возглавленном.
Но началось все еще с создания Думы с ее многоречивой фразеологией о понятиях вербально воспринимаемых толпой, как право на вольную жизнь без всяких сдерживающих широкую русскую вольницу, стальных оков.
Так что создание Думы почти однозначно, в значительной на то степени, лишь усугубило и без того весьма шаткое положение империи, и только лишь ускорило ее неминуемую гибель.
А тут к тому же примешалась и бездарно проигранная японская война.
Ведь один и только легко подпадающий под наиболее сильное чужое влияние человек мог ввергнуть Россию, в новую войну против Германии, будучи сам женат на немке, хотя ее мать и была англичанкой.
Но российскому обывателю было как-то во всем глубоко начхать на все на свете генеалогические древа, его всерьез взвинтил лишь один единственный немаловажный и сколь же явственный факт, а именно, что императрица сама родом из тех краев, где живут теперешние недруги Российского государства.
А ведь в той прежней России в царице видели заступницу от всех невзгод и напастей. А тут заступница сама оказалась уроженкой из тех земель... непонятно чьих врагов в совершенно не нужной для российского обывателя войне.
А кроме того ее мистические наклонности также способствовали распространению о ней всевозможных грязных слухов.
Вот что пишет об этом генерал Краснов в его книге "От Двуглавого Орла к красному знамени"
"Постоянные роды, нетерпеливое ожидание сына и наследника престола, темные разговоры о том, что она порченая, что у нее сына не будет, волновали ее, мучили и делали несчастной. Муж раздражался всякий раз, как она приносила ему дочь, в народе было разочарование, придворные, министры, чувствуя, что она не в силе, были холодны с нею. Она ударилась в мистику. Черногорские принцессы Анастасия и Милица Николаевны, называвшиеся в придворных кругах просто: Стана и Милица, ставшие великими княгинями, увлекли Императрицу в ряд темных суеверий, вывезенных ими из родных гор, смешанных со слащавым сентиментализмом Русского института. Они выписали к себе и представили ко Двору лионского аптекарского ученика, француза-проходимца Филиппа Низие. Филипп называл себя святым, говорил, что он может творить чудеса, в Лионе у него был якобы особый "cour de miracles" (* - Двор чудес), где он исцелял больных. Он заверил Императрицу, что, когда он с непокрытой головой - он не видим. Он ездил в шарабане по Царскому Селу с Государем, императрицей, Станой и Милицей, без шапки и уверял, что он не видим. Все видели жирного, волосатого француза в черном платье в обществе Государыни и великих княгинь. Ей говорили, что видели его. Она возмущалась. "Ах, полноте, - говорила она, - этого не могло быть. Филипп невидим. Вам лишь казалось, что вы его видели, потому что вы не верите, надо верить".
Филипп занимался предсказаниями, и некоторые предсказания были очень удачны - это усиливало веру в него. Сознательно или бессознательно, Стана и Милица втягивали Императрицу в мир предрассудков, суеверий, какой-то чисто средневековой веры в чудеса, предвидение, предопределение. Этим пользовались. За Филиппом ухаживали, искали его расположения, назначения попадали в руки проходимцев, подкупных людей. Филипп сказал Императрице, что она беременна, и несколько месяцев она морочила окружающих и даже врачей своею мнимою беременностью. Филипп внезапно умер за границей, но он оставил глубокий след в душе Императрицы. Она жаждала иметь подле себя другого прорицателя, который взял бы на себя ее судьбу и судьбы Родины. Услужливые люди искали заместителя Филиппу".

А в дальнейшем объявился Распутин, и беззаветная вера в него царской семьи само собой подорвала институт веры в монарха, на которой зиждилась власть над всей российской империей.
Потому что вера в царя было наилучшей охранной грамотой царствующего дома Романовых, а ее отсутствие наоборот, явилось самым худшим из всех возможных зол для всей структуры светской и духовной власти в России.
Помнится у Льва Николаевича Толстого об этом в "Войне и Мире" хорошо написано.
«Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
- Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
"Только умереть, умереть за него!" думал Ростов.
Государь еще сказал что-то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю».

Но так оно было только до тех времен, пока Россию не захлестнула волна вольнодумства, основанного не на желании свободы, а на стремлении вдохнуть в этот мир новое дыхание жизни, потому что прежний, давно уже усопший от старости творец не шибко-то старался, когда-то его создавая.
Призрак коммунизма контрабандой провезенный из Западной Европы послужил вящим «запалом к накопившемуся за века пороховому погребу» общественного недовольства. Оно было вызвано всегдашним и вездесущим унижением человеческой личности в Российской империи.
У Чехова об этом написано так:
Чехов "Староста"
"А надо тебе сказать, там на всех тыкают. Волостной старшина или сельский староста не малая шишка в государстве, почище и поважнее любого канцелярского, а меж тем на него тыкают, словно на лакея.
Каково-то Евдокиму в триковом костюме это тыканье слышать"!

А потом все на месте и разрешилось через душевное падение в грязь мерзких интриг до того вполне и во всем порядочного человека.
А это исподволь пачкает и впредь такой гражданин, уже не будет искать прямых и честных путей, а начнет изыскивать обходные и скользкие.
Вот так оно и произошло со всей российской империей, прогнила она от отсутствия уважения к тем, кто должен был быть ее столпом и защитником во времена великих бед и несчастий.
Это уж последний царь сам так здорово для того постарался!
Сначала коммунисты его убили, а затем, когда он им вновь вдруг понадобился в качестве подпорки под престол президента Ельцина, они его вдруг канонизировали.
Николай Второй не был достоин участи святого его попросту таким сделали, те кто до конца познав размеры бедствия причиненного ими их стране, выбрали в святые того кого они когда-то свергли.
И, слава Богу, что им не пришлось проливать те же самые крокодиловые слезы, по поводу других правителей мира вконец загубив всю мировую экономику.
Все-таки разум как-никак восторжествовал, и большевики мировую революцию навсегда профукали.
Вслед за Октябрьским переворотом в Баварии и Венгрии, также произошли кратковременные смены власти, а в Италии были сильные рабочие волнения.
Кем вот только они были тогда оплачены?
Коммунистам ведь ни столько свою страну надо было хлебом накормить, сколько раздуть мировой пожар, так как того требовала их безумная идеология. Да и момент был подходящий, чтобы недовольство рабочих было легко разбудить.
Но без думающих людей – это мартышкин труд!
А ведь можно прийти в ужас при мысли, что бы случилось, если б интеллигенции этих управляемых "реакционными правительствами" держав не презрели бы путь коммунизма. Так как в каждом отдельном государстве есть свои прохиндеи адвокаты, те, что готовы не только раздеть своих клиентов до нитки, но и бесконечно бы обрадовались, поучаствовать, а то и возглавить дележ их страны. А все под кровавым соусом избавления от тяжких пут прежнего тиранства. Так чего бы им не прибрать к своим отнюдь не мозолистым рукам всю страну? Именно таким адвокатом и был кровавый прокурор всея Руси Владимир Ильич Ульянов.




maugli1972
Комментировать могут авторизованные пользователи, чтобы обсуждать Статьи зарегистрируйтесь.
Создатель проекта - vovazlo. Спонсорами являются рекламодатели. Запуск произведен в 2008 году.

Яндекс.Метрика